░░|░░|❤️░░|░░|░░|░░|░░|░░|

<b> Anatoly Golovkov

ГОВОРЯТ, В МОСКВЕ ПОШЕЛ СНЕГ

 </b>

░░|  <i> </i> |░░Такой же как и в юности - когда охотились за пирожками ливерными.

Пирожочниц знали по именам. А они – кто на что горазд! Одних война озлобила. Безмужичье. Пальцы, стертые в кровь при стирке на доске. Еще - запах хозмыла в коммуналке, рано улетевшее девичество.

Эти торговки только при одном виде тебя, дрожащего, в жалком пальтеце, в ушанке солдатской без звезды, гнали прочь с отборною бранью. Из-за 4-5 копеек.

Но другие, часто бездетные женщины, жалели пацанов, угощали просто так.
Это было наше спасение от бурчания в животе.
От ватного языка из-за папирос или махорки.
От собачьего нюха - потому что не есть, а жрать, жрать хотелось всегда!
Дух от пирожков на морозе – это нечто! Только завернул за угол – сразу духмян, аж ноздри сводит. Новослободская, Таганка, Парк Культуры, на рынках, у любого метро.
Из чего их пекли? А черт-те знает!
У нас во дворе у Нескучного, и на Шаболовке, пирожки ливерные звали орскими, старогородскими, да один хрен.
Но мы не жертвы голода и не только охотники за пирожками орскими.
Мы звезды послевоенные, ярче нас и не бывает. Понятно вам? Вот мы кто!
Потому что светят лишь те, кто честен. У кого правда в душе. Хотя бы правда о себе.
Кто еще на родительские дни за оградки голубые заглядывает, трАву подрать, водочки плеснуть в стакашок, своих вспомнить.
Ну, посмейтесь над нами, что же вы...
Мы – последние люди этой земли, той еще России, своей Москвы, своего Ленинграда, – и хоть в глазах скорби через край, больше в них все же интереса и удивления.
До сих пор так верим, и надеемся, и стоим перед тележками ливерными.
Вы ищете, кого снимать в кино?
Да вот они мы. .  </i> |░░

░░|░░|❤️░░|░░|░░|░░|░░|░░|

<b> Anatoly Golovkov

 ЗАПАХ МАНДАРИНОВ

 </b>

░░|  <i> Широка была страна родная, едрёныть! Много имела полей и рек, чего уж там!
Может, столько полей и рек ей не надо было. Но она их все равно имела. На всякий случай. Чтобы враг задолбался переходить и переплывать. Поэтому даже до Урала не доходили.
Мандарины в ней росли свои. Везли еще не «из Марокко» (то есть, из Израиля), а грузинские - из Сухуми, Батуми. Реже из Ленкорани.
Они влетали, вкатывались в наши дома оранжевыми колобками вместе с елками, елочными игрушками, мишурой.
Их покупали у метро и носили авоськами.
Мандаринчики раскачивались над сугробами.
Многие, не вытерпев, очищали мандарин на улице. На ходу. Давали детям. И сами клали дольку на язык с блаженной улыбкой.
Казалось, над всей Москвою плывет мандариновый аромат!
Аромат шел не только от мякоти, но и от шкурки, которую хотелось нюхать. Всем, кроме котов, - они этот запах презирают!
Кожуру берегли, бабушка сушила, чтоб потом в чай положить. Дед настаивал водку на корочках.
В пятидесятых сакральные плоды давали по килограмму в руки. А это хорошо, если десяток штук.
В Галиле, если захочется, можно хоть сейчас лечь на траву, глядя снизу на ветки мандарина.
Какой сорвать?
Вон, тот, с двумя листочками.Отпить коньяку, закусить долькой, вспомнить прежнюю Москву.</i> |░░