✔✔

° 。 ° ˛˚˛ * _Π_____*。*˚

˚ ˛ •˛•˚ */______/~＼。˚ ˚

˚ ˛ •˛• ˚ ｜田田｜門ღღ&emsp;  &emsp; <b>Михаил Бару. 

</b> 

<i>…И тут зашла речь о книгах и о книжных героях, которые меня и мое поколение, выражаясь языком советской педагогики, сформировали. Я уж было открыл рот, чтобы начать рассказывать об Андрее Болконском, Макаре Девушкине, Евгении Онегине, Печорине и… призадумался. Даже вытащил изо рта сыр, чтобы не выронить, если, не дай бог, случайно каркну не то и стал вспоминать. Получалось… Нет, не получалось. Жизнь свою я не делал ни с Болконского, ни с Печорина, ни даже с дуба, с которым разговаривал князь Андрей. Правду говоря, я вообще не находил в русской классической литературе ни одного героя, которому в детстве мне хотелось бы подражать. Я любил Обломова и жалел несчастного Чичикова, у которого все сорвалось из-за идиота Ноздрева, но те, кого ты любишь и жалеешь совсем не всегда могут быть примерами для подражания.

Сайрус Смит Жюля Верна, профессор Челленджер и Раффлз Хоу у Конан Дойля, Скотт у Цвейга в «Звездных часах человечества» были моими примерами - все эти ученые, первооткрыватели и путешественники. Отчего же их не было в классической русской литературе? Разве их не было в русской жизни? Были, да еще какие - Семен Дежнев, которого можно смело ставить в один ряд с Колумбом и Магелланом, братья Лаптевы, Ломоносов, Кулибин, Менделеев, Яблочков, Пирогов – где они в русской литературе? Не подробные и скучные научные биографии, а романы, в которых ученый и инженер являются главными героями. Не было Пирогова и братьев Лаптевых в русской литературе. Были станционный смотритель, Плюшкин, Раскольников, братья Карамазовы, Анна Каренина и даже Холстомер, а Пирогова и братьев Лаптевых не было.


===== 2

Первым на ум из ученых, первооткрывателей и путешественников почему-то приходит Штольц, «крепкий хозяйственник» и вообще немец. Вычеркиваем его. Про «крепких хозяйственников» Костанжогло и откупщика Муразова из второго тома «Мертвых душ» лучше вообще не вспоминать.

Вот Евгений Базаров, который нам объяснял про то, что природа не храм, а мастерская и человек в ней работник. Так он яростно это объяснял, что подражать ему не хотелось. Покажите мне пальцем на того школьника, который хотел подражать Базарову. Разве только в нигилизме, в курении папирос и в жестоких опытах над лягушками. Нет, Базаров не подходит.

Вот положительный профессор Дымов в «Попрыгунье»… Всплакнем над его горькой судьбой. Вот гениальный Левша… Обнимемся и зарыдаем. Есть еще профессор Серебряков в «Дяде Ване». Лучше бы его не было. Астров, конечно, подходит больше. Он врач, он благородно увлечен лесами, у него и карта есть, с помощью которой он к жене профессора пытается... Вот только пьет горькую.

Ну, хорошо. Пусть классическая русская литература вся написана дворянскими перьями и до всех этих ученых, инженеров и мореплавателей ей дела не было, но Чехов, но Лесков, но Мамин-Сибиряк, но Помяловский… Нет, и они не замечены в любви к ученым и инженерам. Правда, у Лескова есть рассказ «Инженеры-бессребреники», но у этого рассказа имеется подзаголовок «Из историй о трех праведниках» и поэтому мы его тоже вычеркиваем из списка, в котором и нет ничего.

Первым русским инженером, описанным в литературе так ярко, что мы его помним до сих пор, был прохвост и авантюрист Петр Гарин. Это уже не и русская классическая а советская литература. Положительный инженер Лось Толстому удался куда хуже. За Гариным идут профессора Персиков и Преображенский – мягко говоря, личности не то, чтобы очень положительные.

===== 3

Ну, Булгаков, конечно, статья особенная. Это вам не социалистический реалист Гранин с его хождением на грозу и искателями. Про этих, которые вместе с народом и партией строили светлое будущее говорить не хочется. Известно какие там ученые и инженеры – светлые и будущие. Вроде электрических схем и дифференциальных и химических уравнений.

Возьмем лучше Трифонова, возьмем Нагибина, возьмем Шукшина, да кого хочешь возьмем из хороших и даже прекрасных писателей… Впрочем, был Дудинцев с его двумя романами и Солженицын. Нельзя сказать, чтобы это были жизнеутверждающие вещи… Мы, однако, забрались слишком далеко от золотого века нашей классической литературы, которая вся была о душе, а не об уме, который, как сказал один умный француз, всегда в дураках у сердца. Удивительно, что это сказал француз Ларошфуко, а не русский. Русский Чехов сказал об уме другое.
<i>
«Я, помню, читал где-то, что у вас* у всех ум приобретённый, из книг, а у нас ум врождённый. Если русского обучить как следует наукам, то никакой ваш профессор не сравняется.

— Может быть...— как бы нехотя говорит Шампунь.

— Нет, не может быть, а верно! Нечего морщиться, правду говорю! Русский ум — изобретательный ум! Только, конечно, ходу ему не дают, да и хвастать он не умеет... Изобретёт что-нибудь и поломает или же детишкам отдаст поиграть, а ваш француз изобретёт какую-нибудь чепуху и на весь свет кричит. Намедни кучер Иона сделал из дерева человечка: дёрнешь этого человечка за ниточку, а он и сделает непристойность. Однако же Иона не хвастает.» </i>

Ну, вот. Антон Павлович и убил-с.

---------------

*У французов