✔✔

⏰彡

<b> 

Vladimir Gandelsman

</b> <i>

Блокадная баллада

Жили мы на Шкапина, трое в комнате,

улица вела к вокзалу, вокзал к стране,

улица промышленная в саже-копоти,

мать, мы с братом, отец на войне.

В память невеликую мою, утлую

врезалось: воронка, мы с соседом моим

смотрим, как откачивают воду мутную,

воду мутную, вдвоём стоим.

После — голод, крошки хлеба не выклянчишь —

трупы сплошь — на тротуаре, на мостовой,

я боюсь покойников, но сердце выключишь —

и живёшь как мёртвый, но живой.

Штабелями складывали их в загоне

у вокзала нашего, помню, что когда

одного несли — в нём булькала, как в бидоне,

переливалась внутри вода.

Что ужаснее мора многолюдного,

от ранений лучше погибнуть пулевых,

но в сраженье, а не от голода лютого

от нехватки плодов полевых.

Жили мы на Шкапина, двое в комнате,

мать пристроила брата к добрым людям, след

затерялся надолго в военном грохоте,

а нашёлся через тридцать лет.

Животину выпятивши рахитную,

помню, как девчонка плачет, щёки дрожат,

что отец лежит, лежит да под ракитою,

а над ним что вороны кружат.

Многого не помню, мал я был годами,

к третьему лету войны начал доходить,

тетка Люда съесть меня предлагала маме,

людоедка, что и говорить.

Плач недавно я читал Иеремии,

и когда на это наткнулся, весь притих:

руки мягкосердых женщин детей варили,

чтобы стали пищею для них.

Словом Господа всё земное сдобрено,

тех, мол, и наказываю, кого люблю.

Значит, нас любил Господь как-то особенно,

Да. Особенно. Вот и терплю.