…Беззащитно сердце человеческое.

vitwest 23 августа 2012 | 18:18

«…Беззащитно сердце человеческое. А защищенное - оно лишено света, и мало в нем горячих углей, не хватит даже, чтобы согреть руки...»
А Грин «Дорога никуда»


Стало традицией у наших литературоведов и биографов Грина, описывая жизнь писателя настойчиво повторять, что она необыкновенно тяжела и неласкова к нему, обделила его простым человеческим счастьем и теплом. Вырисовывается образ какого-то угрюмого неудачника, бежавшего от неразрешимых проблем и тягот в выдуманный им самим мир.

Между тем, биография Александра Грина, это редчайший случай полностью состоявшегося человека, причем – вопреки множеству противодействующих внешних обстоятельств. Он настоящий, без малейшего преувеличения - «self-made man» - в изначальном смысле этого слова – делал себя сам всю свою жизнь и сделал так, как хотел, и не благодаря а вопреки.

Выросший в очень провинциальной и очень континентальной Вятке, полюбил отчего-то море, корабли, портовые города, жаркий южный ветер, горы, заливы, открытее горизонты. И однажды стал жить среди морских закатов, немыслимой красоты гор, соленого ветра, и полынных скифских степей.

Родившись в простой обывательской семье, с детства всем складом размеренной монотонной вятской жизни обреченный стать телеграфистом, приказчиком, или в лучшем случае акцизным чиновником - стал моряком, контрабандистом, революционером- нелегалом, бродягой, и в конце концов – настоящим большим писателем, создателем уникального в своем роде литературного направления, единственным представителем которого был и остался он сам.

Он исколесил всю Россию, он нырнул в самую гущу российской круговерти начала двадцатого столетия, полную драматизма, противоречий, надежд. Разумеется, он как и большинство его сверстников, ждал революции и примкнул к революции. К самой ее романтичной и жертвенной группе - к социалистам-революционерам, эсерам. Прямым последователям и продолжателям дела народовольцев. Жизнь нелегала, как натянутая до предела струна, переезды с места на место, чужие паспорта и чужие квартиры. Арест, севастопольская тюремная крепость, неудачная попытка побега, теперь тюрьма в Феодосии – первое знакомство с городами своих будущих сказочных новелл он начал через решетку тюремной камеры. Снова побег и снова неудачный, ожидание приговора, амнистия 1905 года, Петербург, опять нелегальная работа, камера, ссылка, побег из ссылки.

Он стал все это описывать. Видимо накопилось и требовало выхода. Вначале видимо, просто для себя, вдруг понял – получаются рассказы. Их напечатали, романтика революционного подполья была что называется, востребована. Серия под общим названием «Шапка- невидимка». Это – «Марат», В Италию», «Карантин», «Третий этаж», «Маленький комитет». И все – только о том, что пережил сам или его товарищи. Здесь еще нет никаких иносказаний, почти документальная точность. В рассказе «Марат», вообще почти детально описывается все, что предшествовало покушению на великого князя Сергея, казненного Иваном Калявым, даже имя главного террориста сохранено – Ян.
Видимо Грину было известно, что именно так всегда называл своего самого близкого друга Борис Савинков. И самая главная интрига тоже документальна - отказ от первого покушения, в связи с тем, что в карете вместе с князем находилась его жена и маленькая дочка.

И уже там, в этих рассказах, ощущается усталость, разочарование в насилии, как ключе к всеобщему счастью, желание уйти в сторону, в совсем другую жизнь. И кульминация – рассказ «Карантин». Собственно – это он о себе. В последствие, Грин очень не любил вспоминать этот свой первый литературный опыт, неприязненно относился к «Шапке невидимке», был против включения ее в первый его сборник сочинений. А мне кажется напрасно – ужасно интересно находить в этих политических детективах, истоки будущего Грина – открывателя Прекрасной Страны.

…Он не только сумел в конечно итоге безошибочно найти себя как писателя-романтика, он сумел найти и единственное на земле место, где он должен был жить – это Крым. Можно сказать и по другому – это Крым, Киммерия, Тавроскифия, Таврия, Таврида, Таврика, Пантикапей, Боспорское царство (сколько еще имен у этой фантастической древней земли?), нашел его и уже больше не опускал от себя.
Немыслимая концентрация красоты и чуда на таком маленьком полуострове. Как будто нарушены законы пропорций и размеров – здесь явно присутствует четвертое измерение, огромное втиснутое в малое.
Проживший здесь всю жизнь и воспевший эти края Макс Волошин, основоположник, создатель и добрый гений русской творческой колонии с волшебным названием Коктебель, знал Грина. Они частенько пересеклись, встречались, беседовали. Между ними не было особой духовной близости, слишком были разные и слишком каждый был «вещью в себе». Макс несколько добродушно-иронично относился в Александру, к его творениям. Александр, замкнутый, вечно погруженный в свои мысли, в свои миры и мечты, часто как бы не слышал восторгов Макса, не всегда успевал вовремя и впопад реагировать на всплески его фонтанирующей эрудиции и вспышки поэтических экспромтов. Но все-таки, по словам жены Волошина - Марии Степановны, между ними «всегда было тепло».

Грин стал первооткрывателем своей волшебной страны, он видел ее воочию, она была реальна и зрима. Настолько реальна, что он безошибочно знал всю ее географию и топонимику, мог с закрытыми глазами рассказать, как пешком дойти от Покета до Лисса.

Вспоминая свою встречу и беседу с Грином, журналист Э. Арнольди, писал, что был просто поражен, настолько точно, четко подробно тот описал дорогу, ведущую из Зурбагана. С малейшими деталями, упоминаниями поворотов, подъемов, спусков, ручейков, холмов, ориентиров. Грин описывал Свою Страну так, как будто жил в ней (что было правдой), словно у него была ее подробная карта. Арнольди пытался запутать писателя, возвращался снова к уже рассказанному, пытаясь поймать его на неточностях и ошибках – тщетно – Грин безошибочно ориентировался в своей стране.

Феодосия, Севастополь, Симферополь, Ялта, Керчь….

Лисс, Зурбаган, Гель-Гью, Покет, Теллури, Каперна…

Кто-то пытался найти полную аналогию между городами Страны Грина и крымскими городами, это слишком прямолинейно. Города прихотливо накладываются друг на друга, пересекаются гранями, синтезируются друг в друге. Их можно увидеть, но на карте их нет. Конечно, огромные куски этих реальных городов перенесены почти полностью в Страну Грина – особенно из Феодосии. Вот это, из «Бегущей по волнам», почти детальное описание Галерейной улицы, где жил Грин (практически не изменившейся с тех пор), здесь несомненно этот кусок Феодосии – Лисс:

«…Нет более бестолкового и чудесного порта, чем Лисс... Интернациональный, разноязычный город определенно напоминает бродягу, решившего наконец погрузиться в дебри оседлости. Дома рассажены как попало среди неясных намеков на улицы... Все это завалено сплошной густой тропической зеленью, в веерообразной тени которой блестят детские, пламенные глаза женщин. Желтый камень, синяя тень, живописные трещины старых стен ... гавань – грязная, как молодой трубочист; свитки парусов, их сон и крылатое утро, зеленая вода, скалы, даль океана; ночью – магнетический пожар звезд, лодки со смеющимися голосами — вот Лисс….
…..Я поселился в квартире правого углового дома улицы Амилего, одной из красивейших улиц Лисса. Дом стоял в нижнем конце улицы... за доком,— место корабельного хлама и тишины, нарушаемой, не слишком назойливо, смягченным, по расстоянию, зыком портового дня…»

…Когда я много лет назад первый раз пришел в его дом-музей на Галерейной улице, я был поражен СООТВЕТСВИЮ того, что я увидел, тому – что я ожидал увидеть. Как будто я здесь уже не раз бывал. Его дом – не мог был иным. Купленный когда-то в букинистическом светло-серый шеститомник Грина, с изумительными иллюстрациям Саввы Бродского (первая серьезная «взрослая» покупка!), проглоченный сразу, «залпом», и перечитанный потом тысячу раз, видимо вошел в мня так, что какими-то неведомыми путями и эта, не на что ни похожая квартира писателя, ее обстановка и интерьер, где-то во мне уже жили все эти годы.

…На стенах, сделанная по проекту и руками того же Саввы Бродского, располагается рельефная карта-панно его страны – ГрИнландии. Мельчайшие детали побережья и континента, бухты и заливы, изрезанное мысами побережье… Геннадий Иванович Золотухин, подвижник и создатель дома-музея Грина в Феодосии, посвятил всю жизнь доскональному изучению Страны Грина и составлению подробнейшей ее карты. Это действительно настоящий человеческий подвиг. Я думаю каждому, кто любит Александра Грина, просто необходимо хоть раз увидеть это своими глазами… (Если кому-нибудь будет интересно – вот линк сайта дома-музея: http://grinworld.org ).

….Этот одноэтажны дом, расположенный на пересечении под острым углом Русской и Галерейной улиц, сам напоминает нос летящего по волнам корабля. И рельефное изображение на нем бригантины под всеми парусами, на мой взгляд, только портит впечатление – уместнее было бы там, просто установить корабельный бушприт…

..Я не представляю себе другого места на всей земле, где бы еще могли родиться эти пронзительные волшебные строки:

«…Войдя в порт, я, кажется мне, различаю на горизонте, за мысом, берега
стран, куда направлены бушприты кораблей, ждущих своего часа; гул, крики,
песня, демонический вопль сирены - все полно страсти и обещания. А над
гаванью - в стране стран, в пустынях и лесах сердца, в небесах мыслей -
сверкает Несбывшееся - таинственный и чудный олень вечной охоты…

«…Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет
нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов. Тогда,
очнувшись среди своего мира, тягостно спохватясь и дорожа каждым днем,
всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, не начинает ли
сбываться Несбывшееся? Не ясен ли его образ? Не нужно ли теперь только
протянуть руку, чтобы схватить и удержать его слабо мелькающие черты?
Между тем время проходит, и мы плывем мимо высоких, туманных берегов
Несбывшегося, толкуя о делах дня…»