5 окт. 2013 г.

<i><b>Евгений Блажеевский </i></b>
*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*
*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*

<i> Его любили все. Все, кому дорога была его поэзия, все, с кем он засиживался допоздна на своей маленькой кухне, все, чьи рукописи он неутомимо пристраивал в разнообразные редакции. На панихиде в Малом зале ЦДЛ было не протолкнуться. Он умер на майские праздники, но в день его похорон пошел снег, ложившийся в еще не засыпанную могилу…


Евгений Блажеевский родился в 1947 году, в азербайджанском городе Гянджа (тогдашнем Кировабаде). Его отец, военный врач, умер, когда сыну исполнилось три с половиной года: Женя его почти не помнил. Мальчика воспитывали мама — ее он боготворил и уход ее горько оплакал в стихах — и бабушка, дочь предводителя дворянства, которой сам Репин давал уроки живописи. По-видимому, от бабушки Женя унаследовал и дар прекрасного рисовальщика (свои картины он бескорыстно раздавал и близким друзьям, и случайным знакомым, а многие его живописные работы, как свидетельствуют знающие в этом толк, по силе дарования не уступают стихам), и от нее же — никогда не подчеркиваемый, но всегда заметный аристократизм, редкое душевное благородство какого-то “старорежимного” пошиба.

В детские годы Женя увлекся спортом и впоследствии никогда не терял формы, всегда мог постоять и за себя, и за друзей. В юности был профессиональным футболистом, играл за кировабадское “Динамо”, выступавшее какое-то время даже в высшей лиге. Но однажды на поле ему умышленно сломали ногу, и после слезных материнских уговоров Женя оставил футбол. Он уехал в Москву, поступил в Полиграфический институт, всерьез занялся поэзией. Женился, развелся, скитался по разным коммуналкам (в его стихах скрупулезно воссоздан неповторимый быт той эпохи), снова женился — уже “окончательно”, у него родилась дочь, и, наконец, не без помощи матери, купил квартиру в столице.


Евгений Блажеевский разделил духовный недуг многих поэтов XX столетия. Однако ему удалась — пусть трагическая, но своя, неповторимая песнь. Его горький и честный творческий опыт для нас существенен и поучителен. И Женя имел полное право написать за два года до смерти:

…Но не жалею о своем пути.

Он, очевидно, был угоден Богу.

                                                                  “Когда-нибудь настанет крайний срок…”

Будем же верить, что безвременно умерший поэт не остался без награды своей, и в той обители, “идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная” — ему дарован свет.</i>


<i>Невесело в моей больной отчизне,

Невесело жнецу и соловью.

Я снова жду слепого хода жизни.

А потому тоскую или пью.

Невесело, куда бы ни пошел, -

Везде следы разора и разлада.

Голодным детям чопорный посол

В больницу шлет коробку шоколада.

Освободясь от лошадиных шор,

Толпа берет билеты до америк,

И Бога я молю, чтоб не ушел

Под нашими ногами русский берег...

1990


По дороге в Загорск понимаешь невольно, что осень
       Растеряла июньскую удаль и августа пышную власть,
       Что дороги больны, что темнеет не в десять, а в восемь,
       Что тоскуют поля и судьба не совсем удалась.
      
       Что с рожденьем ребенка теряется право на выбор.
       И душе тяжело состоять при раскладе таком,
       Где семейный сонет исключил холостяцкий верлибр,
       И нельзя разлюбить, и противно влюбляться тайком…
      
       По дороге в Загорск понимаешь невольно, что время —
       Не кафтан и судьбы никому не дано порешить,
       Коли водка сладка, коли сделалось горьким варенье,
       Коли осень для бедного сердца плохая опора…
       И слова из романса: «Мне некуда больше спешить…» —
       Так и хочется крикнуть в петлистое ухо шофера.
      
       03.10.2005</i>

Комментариев нет:

Отправить комментарий