▸▹▸▹▸▹▸▹◂◃◂◃◂◃◂◃
 ɐ н n m ɔǝ d ǝɯ н n ʁɐʞʁɔʚ
 
 Всякая интересщина✍
   ▸▹▸ ▹▸ ▹▸ ▹◂◃◂ ◃◂ ◃◂ ◃
   <b>
<u>☛ Эфраим
СЕВЕЛА
Солдатские штаны. ☚ </b></u>
<i>
Цвета хаки. Или
оливкового цвета. В зависимости от рода войск.
С обилием карманов сзади и спереди.
Заправленные в шерстяные носки и в высокие армейские
ботинки, которые весят полпуда, особенно в такую жару, какая бывает на Ближнем
Востоке.
Казалось бы, что поэтического и возвышенного может быть в
солдатских штанах?
Простите, но это для вас.
А что касается меня... то, когда я вижу эти самые солдатские
штаны цвета хаки или оливкового цвета, только что выстиранные и вывернутые
наизнанку со швами наружу и множеством болтающихся карманов, вывешенные для
просушки на балконе иерусалимского дома, мое сердце начинает биться учащенно.
Потому что это уже не штаны, а флаг, сообщающий всем
окружающим балконам, что обладатель этих штанов, хозяин дома, благополучно
вернулся из армии, жена, плача от счастья, выстирала их и гордо вывесила
штанинами вверх и в разные cтороны
для всеобщего обозрения, как знак семейного торжества.
Когда кончилась война Судного дня и первые партии солдат
хлынули домой с Голанских высот и Суэцкого канала, бородатые, просоленные и
грязные, на многих балконах Иерусалима затрепетали на сухом ветерке солдатские
штаны цвета хаки и оливкового цвета, с которых жены и матери, мешая слезы с
мыльной пеной, отстирали песок пустынь и копоть взрывчатки.
Свесившись с бельевых веревок, солдатские штаны словно
кричали всей улице со своих балконов:
- В нашем доме полный порядок! Радуйтесь, люди добрые,
вместе с нами!
А на тех балконах, где не было видно солдатских штанов и
сиротливо болтались пустые бельевые веревки, было траурно неуютно и одиноко.
В те дома или еще не вернулись, или уже никогда не вернутся
мужчины.
Я помню старушку, сгорбленную, опершуюся на посох,
сощурившуюся.Она пальцем считала каждую пару и бормотала, как молитву:
- Слава Богу, слава Богу... Еще раз слава Богу. Господи наш,
никого не обойди, вывесь на каждом балконе солдатские штаны.
Глядя на эту бабушку, я, к тому времени тоже
демобилизованный и вывесивший свои выстиранные штаны на нашем балконе, вспомнил
такую же старушку, что повстречалась нам в первый день войны, когда мы, резервисты,
только что облачившиеся в военную форму, еще не опомнившиеся от неожиданности,
мчались в реквизированных для нужд армии пассажирских автобусах из Иерусалима
на север, к Голанским высотам.
В нашем автобусе было человек пятьдесят солдат. Новенькое обмундирование
еще мешковато и неудобно сидело на нас, каски сползали на глаза на всех
неровностях дороги. Мы были взвинчены, день был сухой и жаркий, в горле
пересохло, язык стал шершавым, как наждак. Мы мучительно хотели пить.
Шофер автобуса не меньше остальных страдал от жажды, и хоть
был строжайший приказ не останавливаясь мчаться к Голанам на помощь нашим
отступающим частям, как только мы въехали в какой-то поселок, подрулил к
маленькому магазину с бутылками кока-колы на вывеске и со скрежетом затормозил,
распахнув и передние и задние двери.
Пятьдесят солдат ворвались в эту крохотную лавочку. Вернее,
там поместилось не больше десяти, остальные толпились снаружи, и им из рук в
руки передавали поверх касок запотевшие в холодильнике бутылки.
Хозяйка магазина, женщина лет под семьдесят, очень похожая
на Голду Меир, суетилась у прилавка. В считанные минуты мы опустошили весь
магазин. Выпили все, что было возможно пить. Всю кока-колу, содовую воду,
апельсиновый и грейпфрутовый соки. Тем, кому не хватило напитков, пришлось
довольствоваться водой из крана.
Старушка отдала нам весь свой товар, все запасы. Магазин был
крохотный, не из богатых, и все, что мы выпили, было единственным достоянием
старенькой хозяйки.
Освежившись и ожив, мы полезли в карманы за деньгами.
- Сколько с нас, мамаша?
Солдаты весело галдели, суя ей деньги. Задние с улицы
передавали смятые фунтовые бумажки, пригоршни мелочи.
Хозяйка магазина подняла руку, как бы отстраняя деньги, и
шум понемногу улегся.
- Не надо платить,- тихо сказала старушка.
- Я вас очень прошу. Заплатите потом... когда поедете
назад...
Только, будьте добры, вернитесь живыми... Ладно? Тогда и
заплатите мне.
Каюсь, я не уплатил за напитки и после войны. Никак не мог
вспомнить, какой дорогой мы ехали на фронт, в каком поселке остановились
попить.
Но когда я увидел старушку с посохом, считавшую скрюченным
пальцем солдатские штаны, вывешенные после стирки на иерусалимских балконах, я
вспомнил и ту, что напоила нас в первый день войны, отдав все, что имела.
И хоть у меня давно нет своей матери, как никогда прежде, я
почувствовал, что еще не осиротел.
</i>
Эфраим СЕВЕЛА
Комментариев нет:
Отправить комментарий