&emsp;  &emsp;<b>Помним</b>

&emsp;  &emsp; &emsp;  ❖ ❦  ❥ ❖ ❧  ❤

&emsp;  &emsp;  &emsp; <b>

Семён Липкин

</b>

&emsp;  &emsp;  &emsp;﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌

<i>

 Семён Израилевич Липкин был человеком сверхъестественного терпения. Это привлекало едва ли не сильней, чем его стихи. Он терпел советскую власть в худших её проявлениях, терпел журналистов и начинающих поэтов, бессмысленную цензуру, собственное нездоровье...

Мою кобылку звали Сотка,

А привела ее война.

Светло-саврасая красотка,

Она к тому ж была умна...

Верхом на ней,

светло-саврасой,

Я двигался во тьме степей,

Но был не всадником,

а массой,

Она – энергией моей.

Семен Липкин был младшим современником Багрицкого, Бабеля, Катаева, то есть плеяды одесских писателей, вступивших в литературу еще во втором десятилетии прошлого, ХХ века. А когда из Одессы в 1929 году он переехал в Москву, судьба даровала ему знакомство с Осипом Мандельштамом, Георгием Шангели, Марией Петровых. В том же году в «Известиях» Горький опубликовал его стихотворение «Леса». «Эти “Леса”, весьма банальные, – вспоминал С. Липкин, – были в рамочке врезаны в главу из “Клима Самгина”». Несравнимо менее банальным было другое его стихотворение, написанное в том же году, – «Боги».

...Вступаем в молельни,

читаем молитву Кадиш,

Но кто объяснит почему.

Все просим и просим,

а дать ничего не хотим

Творцу своему?

Стоит ли говорить, что такое стихотворение не было опубликовано Горьким. Юный поэт прочел его на занятиях молодогвардейского кружка поэтов в том же 1929-м... «Был скандал. Меня вызвала к себе хорошенькая редакторша “Молодой Гвардии” Феня Мальц, – вспоминал Липкин. – На другой день ко мне пришел зав. отделом губкома комсомола по фамилии, как мне кажется, Селиванов...» Он-то и посоветовал начинающему поэту «учиться у хороших поэтов, например, у Безыменского», автора нашумевшего в ту пору стихотворения «Ах, комсомолия, мы почки твоих стволов, твоих ветвей...», ставшего по сути гимном молодежи. Но что за поэзия по указке! Учился у кого хотел, у кого Б-г дал и в первую очередь – у своего сердца.

И все же скоро стихи Липкина стали появляться в московских толстых журналах – в «Новом мире», «Молодой гвардии». Но больше всего самолюбию молодого поэта льстили публикации в альманахе «ЗиФ» («Земля и фабрика»). Еще бы! Там печатались такие признанные корифеи, как Борис Пастернак, Евгений Замятин, Эдуард Багрицкий. В ту же пору судьба преподнесла Липкину дружбу с большим русским поэтом Павлом Васильевым, с замечательным художником, поэтом и переводчиком Аркадием Штейнбергом, а чуть позже – с Арсением Тарковским. Вспоминая об этих людях в своих автобиографических заметках, написанных в 1989 году, Липкин с грустью замечает: «Все ушли, а я на роковой очереди стою».

А ведь только двумя годами раньше он писал:

Когда мы заново родились,

Со срама прячась за кусты,

Не наготы мы устыдились,

А нашей мнимой красоты,

А нашего лжепониманья,

Что каждому сужден черед,

Но смерть есть только вид познанья,

Тот, кто родился – не умрет...

 По достоинству оцененный в преклонном возрасте, поэт изведал до той поры немало гонений, незаслуженных обид. Достаточно напомнить, что первый сборник его стихов «Очевидец» вышел только в 1967 году, когда Семену Израилевичу было 56 лет. Впрочем, и его близкий друг Арсений Тарковский первую книгу своих стихов увидел почти в том же возрасте – в 55 лет. У Марии Петровых первый поэтический сборник «Дальнее дерево» вышел в Армении, когда поэтессе было за 50, а Аркадию Штейнбергу и вовсе не пришлось увидеть своей книги стихов при жизни... Что тут скажешь! Все, что суждено, приходит в срок, – вспоминается Коэлес. Слава Богу, Семен Израилевич после первой выпустил много своих книг, познал славу и признание, был удостоен премий... Я люблю наугад открывать его книги и всякий раз поражаюсь: какие строки!..

Полностью читать http://www.peoples.ru/art/literature/poetry/contemporary/lipkin/

http://www.lechaim.ru/ARHIV/121/lipkin.htm ◄╝

❖

❖

Есть прелесть горькая в моей судьбе:

Сидеть с тобой, тоскуя по тебе.

Касаться рук и догадаться вдруг,

Что жажду я твоих коснуться рук,

И губы целовать, и тосковать

По тем губам, что сладко целовать.

1937

❖

В неверии, неволе, нелюбви,

В беседах о войне, дороговизне,

Как сладко лгать себе, что дни твои —

Еще не жизнь, а ожиданье жизни.

Кто скажет, как наступит новый день?

По-человечьи запоет ли птица,

Иль молнией расколотая тень

Раздастся и грозою разразится?

Но той грозы жестоким голосам

Ты весело, всем сердцем отзовешься,

Ушам не веря и не зная сам,

Чему ты рад и почему смеешься.

1940

</i>

&emsp;  &emsp; &emsp;  <b> ❖ • ❖ • ❖</b>