<b>Помним</b>
    ❖ ❦ ◈
❥ ❖ ❧ ◈
❤
<b>
Аркадий Райкин: откровения личного биографа артиста
</b>
Елизавета Уварова, личный биограф Аркадия Райкина,
вспоминает о работе с легендарным артистом.
 ﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌
<i>
«Эта страшная
баба чуть не покалечила меня! Она повисла у меня на шее, она растрепала мне
даже брови! Она чуть не оторвала мне руку! Она весит как дельфин…» —
рассказывал Райкин о встрече с женой одного генерала», — вспоминает Елизавета
Уварова, личный биограф Аркадия Райкина.
Увидев меня,
Райкин остановил разговор с артистами, встал и посмотрел на меня пронзительным,
жгучим взглядом так, что я инстинктивно пригнулась... Все замерли, в гримерке
установилась тишина. Одна я понимала, почему он так себя ведет. Дело в том, что
в то время Райкин был увлечен идеей написать мемуары и стал уговаривать меня
поработать над ними вместе. Я тогда много писала о театре, и ему нравилось, как
я это делаю. Он вообще был увлекающимся человеком, но быстро остывал.
Очаровывался новыми знакомыми, новыми артистами своего театра, новыми
авторами... Когда он был увлечен человеком, то даже говорил его словами, с его
интонациями, и все видели — у худрука появился новый «фаворит». Но старички в
театре понимали, что это ненадолго. «Влюбившись» в очередного актера или
режиссера, Райкин убеждал окружающих: «Этот человек понимает специфику нашего
театра и очень нам подходит!» Уже через несколько дней его настроение менялось:
«Он не все правильно понимает». Потом: «Он ничего не смыслит!» Ну, а
разочаровавшись в человеке, Аркадий Исаакович просто переставал его замечать...
Зная об этой его особенности, я всячески оттягивала, откладывала свой ответ
насчет мемуаров… Но тут мне было не избежать встречи с Аркадием Исааковичем,
потому что мы оба пришли на спектакль Марка Розовского и встретились у него в
грим-уборной. Увидев этот взгляд Райкина, я не могла поступить иначе, я сказала:
«Аркадий Исаакович, я сделаю все, что вы захотите!» Так началось наше долгое
сотрудничество и дружба...
Каждая наша
встреча была для меня событием. Райкин всегда был подтянут, элегантен, женщины
сходили по нему с ума. Особенного шарма добавляла загадочная седая прядь на
черной как смоль голове. Тайну ее происхождения я узнала не сразу. Говорили,
что седая прядь появилась у Райкина уже в зрелые годы в результате каких-то
сильных переживаний, стресса. Но оказалось, что он поседел, причем полностью, в
26 лет. Тогда у Райкина случился приступ ревматизма, и он попал в больницу. Ну
а уж там выяснилось, что у него, кроме прочего, еще и сердце больное. Врачи
считали его безнадежным. К тому же то лето выдалось очень знойным, а
кондиционеров тогда не было. В больничной палате можно было задохнуться от
жары. И вскоре Аркадий почувствовал себя очень плохо. Дежурный врач поднял
тревогу, сбежались медики, стали делать какие-то уколы. Чем окончательно
напугали больного. В полубреду Райкину пришла в голову мысль, что если он
теперь уснет, то вообще не проснется. Он всю ночь не давал себе спать, но под
утро все-таки сдался. А когда проснулся — уже бодрый, в хорошем настроении,
явно выздоравливающий, — взял в руки зеркальце и увидел себя совершенно седым.
Поседел за одну ночь! С тех пор он был вынужден краситься, чтобы не выглядеть
стариком. Хороших специалистов по окраске волос в 30—40-е годы было мало. И
красители — ужасающего качества. Поэтому Райкин иногда становился фиолетовым
или рыжим. Но в конце концов он все-таки нашел своего мастера, к которому ходил
много лет. Этот мастер и придумал оставлять одну седую прядь — как элегантную
деталь. А с 70-х годов Райкин вообще перестал краситься, и оказалось, что
благородная седина идет ему больше всего.
Начав работать
над мемуарами, я стала постоянно бывать в театре и видела, как Райкин работает.
А работал он (репетировал, писал тексты) 24 часа в сутки! Актеры Театра
миниатюр трудились в том же бешеном ритме. Для них не существовало ни отпусков,
ни болезней. Выходили на сцену и с высокой температурой, и со сломанными
руками-ногами... При этом Райкин был категорически против всякой «подработки» и
каких-либо съемок в кино. На все актерские просьбы отпустить — по любой причине
— Аркадий Исаакович отвечал: «У нас нет дублеров. Ты должен выбирать: работаешь
в театре или нет». В те годы каждый актер в труппе был уникальным человеком,
замены которому не предполагалось.
Кроме того,
были вещи, которых Аркадий Исаакович совершенно не прощал. Например, он не
терпел пьющих. Если актер хоть раз приходил в театр выпивши, следовало
увольнение. Сам Аркадий Исаакович не пил и искал таких же людей. О Театре
миниатюр говорили: «Это единственный театр, который твердо стоит на ногах!» Был
случай, когда Райкин сделал исключение для артиста, недавно принятого в театр.
Выяснилось, что тот попивает. Но Аркадию Исааковичу не хотелось его увольнять —
уж очень хорош! И вот он увидел, что артисту несут в гримерку стакан водки из
буфета. Райкин поймал буфетчика: «Это что?» — «В-в-вода», — испуганно произнес
буфетчик. «А меня как раз мучает жажда!» Взял и выпил стакан водки — как воду,
медленными глотками. А ведь он терпеть не мог алкоголь! Артист был пристыжен и
больше себе такого в театре не позволял. Ну а Аркадий Исаакович пришел в свой
кабинет, рухнул на диван и сразу же заснул.
Как бы Райкин
ни рассердился, он никогда ни на кого не кричал. У него были другие методы. Он
сразу переходил на «вы» и смотрел не тебе в глаза, а куда-то поверх головы.
Начинал говорить очень тихо: «Это вам не областная филармония, а
Государственный театр миниатюр». Михаил Жванецкий рассказывал мне, что Райкин
кричал ему на репетициях: «Это вам не Одесса! Здесь эти номера не проходят».
Беда в том, что у него случались иногда приступы ревности к своим же актерам. И
на десятилетия в Театре миниатюр задерживались только те, кто понимал, что они
не должны быть ярче Райкина. Премьер в театре был только один! И если Аркадия
Исааковича с кем-то хотели поссорить, достаточно было сказать: «Посмотрите,
этот артист уже популярнее вас».
В Аркадии
Исааковиче было удивительное сочетание: к своим артистам он относился очень
требовательно, даже жестко. В театре его боялись. Но с обычными людьми —
поклонниками, зрителями — он был очень деликатен и даже робок. Если Райкину
что-то не нравилось — разве что намеком мог это показать. Например, однажды
Зиновий Гердт с женой Аркадия Исааковича, Руфью Марковной (все звали ее Ромой),
засиделись в гостиной двухкомнатного гостиничного номера Райкиных до пяти утра.
Разговаривали, травили анекдоты и мешали Райкину спать. И вот, как вспоминала
Рома, из спальни появляется муж — в своем лучшем парадном костюме, с тростью, в
шляпе... Рома испугалась: «Аркашенька, милый, ты куда собрался в пять утра?!» —
«Так у нас же гости!» Сел в кресло и посмотрел со своей мягкой «светской»
улыбкой на Гердта. Зиновий Ефимович мгновенно понял намек: «Я, пожалуй, пойду».
Но такие методы
совершенно не действовали на людей неинтеллигентных. И Райкин становился
абсолютно беспомощен. Нередко ему досаждали жены высокопоставленных чиновников,
которые после спектакля приходили за кулисы в стремлении пообщаться с артистом.
Райкин страдал молча. Он не любил телесного контакта, на репетициях не позволял
актерам даже тронуть себя за плечо… Но когда это делали поклонницы — терпел. И
только потом, в своем кругу, мог эмоционально рассказывать: «Эта страшная баба
чуть не покалечила меня! Она повисла у меня на шее, она растрепала мне даже
брови! Она чуть не оторвала мне руку! Она весит как дельфин…» А во времена
Хрущева Райкину приходилось общаться и с простыми людьми, которые входили в
комиссии по приемке спектаклей. Однажды в такую комиссию вошла заслуженная
колхозница-свекловод по фамилии Заглада. Совершенно не разбираясь в искусстве,
она тем не менее позволяла себе высказывать свое мнение и советовать, что
Райкину нужно говорить со сцены... В таких случаях Аркадий Исаакович говорил:
«Мне было стыдно... за этого человека». Стыдно ему было и за многочисленных
аферистов, которые писали письма «богатому Райкину», прося у него денег, и даже
приходили к служебному входу театра. Рассказывали какие-то легенды,
прикидывались сиротами, отставшими от поезда… И Райкин, как правило, давал
деньги. Хотя слухи о его богатстве были чистым мифом. Как руководитель театра
он получал 300 рублей. На это жила вся семья, потому что жена практически не
работала, дочь еще училась, а сын Костя и вовсе был маленьким.
При всей своей
интеллигентности Аркадий Исаакович умел быть хитрым дипломатом. А иначе как
пройти утверждение сатирических, злободневных номеров в Управлении культуры?
Райкин знал: чем позже текст попадет к чиновникам, тем меньше будет замечаний.
И когда заканчивал очередной спектакль и у него требовали прислать текст,
начинались отговорки: «Текст дорабатывается», или «Райкин уехал». Иногда, когда
дело касалось особо острой миниатюры, текст в самый последний момент бывал
«утерян», и его «восстанавливали». Кроме того, Райкин специально вставлял в
миниатюры недопустимые обороты, которые перетягивали на себя внимание. Их он
потом соглашался убрать, зато остальное не трогали.
В итоге кто
только не писал на Райкина жалобы, посчитав себя обиженными. То пожарные, то
портные, то истопники. Но Аркадий Исаакович относился к таким вещам с мудрым
спокойствием и никогда не поддавался на давление. «Если так пойдет, у меня не
останется тем для номеров!» — говорил он мне. Однажды, в конце 40-х, им на
домашний адрес пришла повестка. Аркадия Исааковича вызывали к начальнику
милиции Ленинграда. А ведь это было время, когда шла новая волна арестов, и
ничего хорошего повестка не предвещала. Тем более что Райкин один раз уже сидел
в тюрьме — в 1928 году. И хоть было это очень недолго, Райкин испугался на всю
жизнь. Получив повестку, они с женой не спали всю ночь. И вот утром является
Райкин к милицейскому начальнику, а тот его спрашивает: «Почему вы
дискредитируете милицию?» — «Как так?» — «Вы как составляли протокол?» —
«Господи, какой протокол я мог составлять?» — «Да в своем спектакле!»
Оказывается, начальнику не понравилось, как Райкин играет милиционера, который
не мог выговорить «Гнездниковский переулок». Но и в этом случае никаких
изменений в программу Аркадий Исаакович вносить не стал... Что касается
тюремного заключения Райкина в молодости, этот факт его биографии я открыла
случайно. Когда мы работали над мемуарами, я посчитала, что из нашей с ним
книги выпал год. Я спросила Аркадия Исааковича: «Где вы были в 1928 году?» Он
сначала неохотно, потом подробнее стал мне рассказывать о том, что с ним
произошло. Молодой и никому еще тогда не известный Райкин приехал в Москву,
чтобы побывать в столичных театрах. Денег у него не было, но он приспособился
проникать в залы без билета. И однажды умудрился попасть на какой-то особо
закрытый правительственный концерт. На входе все прошло гладко, а на выходе
Райкина поймали: там нужно было предъявлять спецпропуск. Его обвинили в
шпионаже. Бесконечно допрашивали: по чьему заданию он следил за членами
правительства? Продержали в Бутырке год. Но в результате все-таки выпустили...
<u> </u>
⇝
Полностью читать ⇝ http://7days.ru/stars/privatelife/arkadiy-raykin-otkroveniya-lichnogo-biografa-artista.htm
</i>
❖ ❦ ❥ ❖ ◈
Комментариев нет:
Отправить комментарий