<i> <b>

░   Олег Охапкин

</i> </b>

▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪

<i>

Душа глубокая не знает

Порой, как выразить себя.

Сквозною раной в ней зияет

Вся жизнь, рыдая и скорбя.

А что и остается в сердце —

Невыразимо потому,

Что нет названья боли смерти.

В предположениях тому —

Что деется в душе, покамест

Витийствует поэта стих?

Какой расскажет мне акафист

О нисхождениях моих?

Такого в них, поди, не пишут.

Да и акафисту ли знать,

Как скорбь на скорбь, как бисер, нижут,

А тела смерть все ближе, ближе.

И вот уж нечего спивать.

Хохлацкая, вторгаясь, мова

Заменит русское словцо.

В душе молчит о жизни слово

Оставшееся остального.

И грустен человек лицом.

</i>

29 сентября, в психиатрическом отделении одной из петербургских больниц умер Олег Охапкин. Два лаконичных некролога на Интернет-сайтах, несколько упоминаний в блогах — немного откликов на эту смерть. Четверть века назад, когда я впервые увидел Олега Охапкина, невозможно было помыслить, что так потускнеет великий петербургский поэтический миф, одним из творцов которого был Охапкин, миф, причастность к которому, как свидетельствовал учитель Охапкина Давид Яковлевич Дар, была дарована поэту по праву рождения:

«В лютый для России год, во время Ленинградской блокады, когда младенцы рождались, как маленькие трупики, в одном из родильных домов на берегу Невы родился мальчик. Ангельской красоты. Нянечкой в том родильном доме была сектантка, последовательница Иоанна Кронштадского. Умирая, Иоанн Кронштадский пророчествовал: "В самый люты год родится в Петрограде младенец мужеского полу ангельской красоты Он возвестит слово Божье впавшему в грех Русскому народу.

Все совпадало: лютый год, ангельская красота.

Младенец никому не был нужен. Мать — душевнобольная, отец не известен. Только бабка мальчика и "нянечка" из родильного дома уве­ровали в божественную миссию новорожденного. Нарекли его Олегом. Фамилия — Охапкин».

Сергей Стратановский, друг Олега Охапкина, вспоминает:

«Олег Охапкин это один из самых замечательных поэтов и людей нашего поколения. Он 44-го года рождения, как ныне покойный Виктор Борисович Кривулин, и как я. Мы были тем, что сейчас можно назвать семидесятниками. В 70-е у нас уже не было никаких иллюзий, свойственных шестидесятникам. Поэзия Олега, а лучшие свои стихи он написал именно в 70-е годы, это и лирика, и некий духовный поиск. Он первый из нас обратился к христианству, обратился к Библии, и темы многих его стихов именно христианские, библейские. У него есть такие большие поэмы, как "Испытание Иова", "Судьба Ионы". Он все время проецировал свою жизнь на этих библейских персонажей. А судьба его сложилась тяжело — и писательская судьба, и человеческая.

<i>

Прекрасна белая сирень,

лиловая сирень обычна,

Сегодня жаркий будет день,

страдать от жара уж привычно.

Поет залетный соловей,

он щелкает, и радо сердце,

Хмельного пива мне налей,

к шести утра взойдет и солнце.

Тогда обедню запоют,

с березкой при́дут прихожане,

Всю ночь младые пиво пьют,

а я всю ночь стихами занят.

Звенят в округе воробьи,

далеко каркает ворона,

Опрятные стихи мои

мне перед жизнью оборона.

Я пиво пью, пишу стихи

И, благодарный, созерцаю

Сирень. Простятся мне грехи,

с надеждою в кимвал бряцаю.

И от избытка говорят

Во мне душа, и в теле сердце,

И окна там в огне горят,

И полшестого всходит солнце.

И хвалят бога воробьи,

Дыханье птички хвалит Бога,

И образ Троицы стоит

Во храме. Мне туда дорога.

</i>

Одна из немногих сохранившихся записей, к сожалению, не способна передать полностью тот эффект, который производили на слушателей стихи Охапкина в авторском чтении. Как писал Сергей Довлатов, Охапкин читал «голосом, исходящим из двенадцатиперстной кишки», и я помню, как зачарованно умолкала публика в подвальчике на улице Петра Лаврова, где проходили выступления неофициальных, как тогда говорили, поэтов, когда стихи читал Охапкин. Литературовед Андрей Арьев тоже бывал на этих вечерах:

<i>

За садом вспыхнул свет и, падая, погас,

Деревню усыпил свирелью волопас.

И в темной тишине, в тональности адур,

Валторной золотой даль огласил Арктур.

</i>

Вот эти типичные стихи Олега Охапкина, стихи, которые мог писать человек, который хорошо владеет голосом. Действительно он начинал с пения в церкви, пел некоторое время и вдруг понял, что пение — это пение чужое, а ему хотелось петь самому».

<b>

Под куполами Смольного собора

</b>

Разговор о дружбе Бродского и Охапкина продолжает Андрей Арьев:

«Олег был с ним в очень хороших отношениях. Иосиф его любил и часто забирался к нему под купол Смольного собора. Все-таки зарабатывать как-то было нужно, и Олег Охапкин какое-то время работал разнорабочим по строительным лесам Смольного собора. К нему поднимался наверх Иосиф Бродский, они там о чем-то говорили, Олег рассказывает, что. За 20 лет до того, как Иосифу Бродскому была присуждена Нобелевская премия в 87-м году, году в 67-м, под куполами Смольного собора Олег читал Иосифу свои стихи, и Иосиф ему сказал: "Ну, лет через двадцать нобелевку получишь". Ровно через 20 лет он получил ее сам. Олега это восхищало. Действительно, Иосиф очень внимательно к нему относился. Ему нравился размах Олега, то, что он безудержен был в своей поэтической речи. Олег прожил жизнь, я бы сказал, романтическую, такого отверженного поэта, какими бывали разные гении, начиная с Вийона. В общем, это был человек, который, кроме того, как писать стихи, ничего в жизни не умел и не хотел. Это была и его защита, и беда, потому что жить как-то приходилось, приходилось то подрабатывать где-то, то скитаться по знакомым, там обедать, сям обедать, неизвестно где ужинать, и не всегда ужинать. Это, конечно, истощало его как человека. Но в духовном отношении он был человеком неистощимым».

✎  Полностью читать  http://www.svoboda.org/a/468261.html