23 янв. 2017 г.

•ʚįɞ•ʚįɞ<b>  Хрестоматия андеграундной поэзии </b>  ʚįɞ• ʚįɞ•      
<i>
Литературоведы Кирилл Корчагин и Денис Ларионов рассказывают о представителях литературного подполья 1960–80-х годов и их влиянии на современников и сегодняшних молодых поэтов
<b>
Леонид Аронзон
1939–1970
</b>   
Большую часть жизни провел в Ленинграде, в раннем детстве находился в эвакуации на Урале. Окончил Ленинградский педагогический институт, писал сценарии для научно-популярных фильмов. Погиб под Ташкентом изза неосторожного обращения с оружием (по некоторым версиям, покончил с собой).

Окружение

В первой половине 1960-х годов общался с Иосифом Бродским; во второй половине — с Владимиром Эрлем и другими поэтами и художниками Малой Садовой (например, с Александром Мироновым и Евгением Михновым-Войтенко). Поэтами Малой Садовой называлось неформальное содружество ленинградских поэтов, встречавшихся на углу Невского и Малой Садовой в кафетерии Елисеевского гастронома; все они, включая Аронзона, испытывали интерес к русскому авангарду и поэзии обэриутов 

Поэтика

Для стихов Аронзона характерна та «теплота» и «прозрачность», которая почти ушла из русской поэзии ХХ века, — вещи и пространства у него говорят друг с другом, а в мире разлито божественное присутствие, которое освящает отношения между людьми и ландшафты. Аронзон словно бы возвращает поэзии Ленинград — не только поверх мрачной памяти о блокаде, но и поверх культурного расцвета начала ХХ века, создает новый образ города, проникну­тый светом и теплотой. Для него был важен опыт чтения русского авангарда (прежде всего Велимира Хлебникова) и обэриутов, позволявший «освежить» неоклассическое письмо, сделать его более открытым миру. Ключевое пространство для Аронзона — это безлюдие садов и парков, где куда лучше, чем в городе, ощущается присутствие божества.

Влияние

Опыт Леонида Аронзона был важен для поэтов следующего поколения — прежде всего Виктора Кривулина и Елены Шварц, которые также писали словно бы «поверх» советской литературы — так, будто ее никогда не суще­ствовало, адресуясь напрямую к поэзии Серебряного века. Он был важен и для тех ленинградских поэтов младшего поколения, которые также шли по пути «расшатывания» классической поэзии, стремясь «освободить» ее, «открыть» навстречу миру (прежде всего для Олега Юрьева).

Значение

Аронзон часто воспринимался другими неофициальными поэтами (например, Виктором Кривулиным) как центральная фигура ленинградской неофициаль­ной литературы — поэт, благодаря которому она начала обретать собствен­ный голос, не похожий ни на русскую поэзию Серебряного века, ни тем более на официальную советскую поэзию. В кругу Виктора Кривулина он восприни­мается как главный конкурент Иосифа Бродского в борьбе за неформальное звание первого поэта ленинградского андеграунда.

Цитата

«Стихи Аронзона шли „путем слетевшего листа“, оставляя на слуху слабый осенний шорох, перерастающий в органное звучание потаенной музыки смыслов, недоступной обыденному сознанию, но открываю­щейся как психоделическое озарение, как пространство продуктивных повторов и постоянных возвращений к уже сказанному — чтобы снова и снова обозначать новые уровни метафизического познания того, что на языке современной философии именуется отношением Бытия к Ничто».
Виктор Кривулин. «Охота на мамонта»

Визитная карточка

Стихотворение «Утро» развивает тот же мотив, что стихотворение Иосифа Бродского «Ты поскачешь во мраке, по бескрайним холодным холмам…», и дает хорошую возможность сравнить, как каждый из этих двух поэтов видел новую русскую поэзию.
Утро

Каждый легок и мал, кто взошел на вершину холма,
как и легок, и мал он, венчая вершину лесного холма!
Чей там взмах, чья душа или это молитва сама?
Нас в детей обращает вершина лесного холма!
Листья дальних деревьев, как мелкая рыба в сетях,
и вершину холма украшает нагое дитя!
Если это дитя, кто вознес его так высоко?
Детской кровью испачканы стебли песчаных осок.
Собирая цветы, называй их: вот мальва! вот мак!
Это память о рае венчает вершину холма!
Не младенец, но ангел венчает вершину холма,
то не кровь на осоке, а в травах разросшийся мак!
Кто бы ни был, дитя или ангел, холмов этих пленник,
нас вершина холма заставляет упасть на колени,
на вершине холма опускаешься вдруг на колени!
Не дитя там — душа, заключенная в детскую плоть,
не младенец, но знак, знак о том, что здесь рядом Господь!
Листья дальних деревьев, как мелкая рыба в сетях,
посмотри на вершины: на каждой играет дитя!
Собирая цветы, называй их: вот мальва! вот мак!
Это память о Боге венчает вершину холма!

1966

Что читать

Избранные стихи Леонида Аронзона, собранные Олегом Юрьевым («Новая Камера хранения»)
Валерий Шубинский. Леонид Аронзон // История ленинградской неподцензурной литературы
Олег Юрьев. Об Аронзоне (в связи с выходом двухтомника) // Критическая масса. № 4. 2006
Илья Кукулин. Неопознанный контркультурщик // Новое литературное обозрение. № 104. 2010
</i>

&emsp;  &emsp;&emsp•ʚįɞ•ʚįɞ

Комментариев нет:

Отправить комментарий