░░░░░░═░░═░

В день памяти жертв Холокоста хочется говорить о Любви.

Шел 1998 год. Я уже восемь лет жил в Израиле. Делал фильмы. Все время судорожно
искал, где подзаработать. Не брезговал и выборами.
И тут в руки мне попадает дневник. Читаю. И не могу остановиться. Вокруг бушуют страсти, сталкиваются лидеры, самое время зарабатывать деньги, а я лежу на диване, отключив телефон и плачу.
Пишет 12-летняя девочка Маут 24-летнему Герману.
«Увидеть тебя! – пишет, – быть все время рядом!.. Не могу и дня прожить, чтобы не думать о тебе… только ты держишь меня на этом свете… живу тобой… и тем единственным поцелуем…».
Я чувствовал себя неловко, заглядывая в чужую жизнь, но не мог остановиться.
Дело в том, что дневник этот был датирован 1941-1943 годами.
И вела его Маут в концлагере.

Подруг ее увозили в Освенцим, и они уже не возвращались никогда, другие кончали с собой, отчаявшись, а она, Маут, писала и писала своему любимому Герману. И только благодаря этому выжила. Ухватилась за искорку любви и держалась за нее изо всех сил.
Пока в 1943 году Германа не отправили в лагерь уничтожения Треблинку.
Она думала, что не выживет.
Выжила.

Дневник этот мне подкинула Лена Макарова – писатель и друг. Я завелся. Тут же появился продюсер, лучший продюсер в моей жизни – Сюзанна. Неимоверно быстро Лена сварганила заявку, быстро получили первые деньги из фонда, небольшие, но все-таки.
И пошли к Маут домой. Я нервничал.
Боялся, а вдруг откажется сниматься.

Приходим. Встречает нас женщина с милым детским лицом.
Начинаю говорить с ней.
Улыбается, но абсолютно закрыта.
Приветлива, но это все очень внешнее.
Рассказывает, но не так, как я хотел бы.
В общем, все плохо.

-----------2

Решаю брать ее «измором». За три дня «выливаю» всю пленку, сидя напротив нее.
Это называется – съемка на привыкание.
Пленка дорогая, – это все наши деньги.
В конце третьего дня, к вечеру, она раскрывается.
Вдруг приходит доверие.
Вдруг она понимает, что я не ищу дешевку.
И мы становимся друзьями.

И она становится прежней Маут.
Смеется, да так звонко, как та Маут, 12-летняя.
Плачет. Тоскует. Поет. Говорит с ним, с Германом, как будто он сидит здесь, рядом с ней.
И уже не обращает никакого внимания на камеру.
Так начинается наш с ней кинороман…
Тем временем деньги заканчиваются. Но великая Сюзанна выбивает нам поездку по лагерям уничтожения, через которые прошли Маут и Герман.
Едем в Чехию и Польшу. Группа малипусенькая.
Я, Фима – звукач, Лена Макарова, Иржи – чешский оператор и, конечно, Маут.
Едем… снимаем…

Маут проживает снова этот роман…
И снова я понимаю, не будь этой любви – не было бы Маут.
Так подходит наш последний съемочный день (так мы думали).
Снимаем на кладбище. Маленький чешский городок Простьев.
На камне выбиты фамилии погибших и не вернувшихся.
Маут объясняет нам: эта погибла там-то, этот – там-то, тот был адвокатом, и вся семья его не вернулась.
– А это – Герман, – говорит.
Спрашиваю:
– Твой, Герман?…
– Да, мой Герман, – отвечает.
И тут что-то меня подталкивает, и я спрашиваю дальше:
– Но были же случаи, когда считали людей погибшими, а они выжили?
Она говорит:
– Были, – и добавляет, – вот, например, Вальтер Бреслер, здесь написано, что он погиб, а он вернулся… живой.

Тогда я спрашиваю:
– А что написал тебе Герман в последнем письме?
Она смотрит на меня… и вдруг отвечает:
– Он написал из поезда уже, когда его увозили в Треблинку…
– Что? – спрашиваю.

-------------3

– Он написал, – она вдруг говорит медленно и даже удивленно, – что будет ждать меня после войны, в Берлине, по адресу Арвайлештрассе, 3.
И тогда я снова спрашиваю ее:
– А ты была там после войны?
– Нет, – говорит и запинается… И смотрит на меня. И я вижу, как она, вдруг, меняется на глазах. – Не была, - произносит еле слышно.

В общем, что вам говорить, мы думали, что это наш последний съемочный день. Деньги практически закончились…
Но мы не могли так уехать.
И на последние деньги едем в Берлин…
Даже не проверяем, есть эта улица, или нет ее, едем!
Приезжаем. Находим эту улицу.
И я прошу Маут идти по улице к дому.
И снова не проверяю, есть ли этот дом вообще. Специально не проверяю.
Оператора прошу снимать все время…
И не промахнуться, потому что будет один дубль…

Она идет.
Она идет, еле дышит… К ней вдруг возвращается надежда…
К ней, уже замужней, 70-летней, с тремя детьми, восемью внуками, вдруг возвращается надежда. А вдруг он там?!
И ждет ее все это время…
Она идет, как на ватных ногах. Каждый шаг – еще надежда.
И мы страшно переживаем за нее. Идем за ней.
И дрожащий оператор снимает, как в последний раз.
И вот она приближается к этому дому… к этому подъезду…
И вот он список квартир… и вот уже ее палец зависает над кнопкой… Сейчас она позвонит…
И может быть он откроет ей дверь, ее Герман.

Это почти конец фильма. Очень долгие кадры замедленной съемки.
Ожидания чуда…
Которое, конечно, не происходит.
Германа убили в Треблинке.
Но мы очень надеялись. До последнего мгновения. А вдруг он выжил?!

Этот фильм взял несколько хороших фестивалей, включая нью-йоркский.

<b>

Семен Винокур
Израильский сценарист, режиссер, писатель