░░|░░|❤️░░|░░|░░|░░|░░|░░|
░░| <i>Послушай, Юрка, я знаю почти точно, что бы ты ответил по телефону. Если б я из Израиля позвонил. Типа, слышь, ты чего там делаешь? Ну, ты даешь! Мы думали, ты так, в море скупнуться… Щекоч, сказал бы я, но ты умер семнадцать лет назад!.. Ну, и что? Зато не уехал! Ну-ка, немедленно сюда, все собрались, еды много!
Все собрались — это те, которые рыдали в обнимку у тебя в Мичуринце. Когда тебя положили на берегу Сетуни, стало больно по-настоящему… И казалось, братья мы осиротелые, вот мы кто, и ближе нет. В стороне от генеральских, депутатских поминок. А потом заходили в дом — мама разрешила, взять на память о тебе по гжельскому колокольчику.
Все собрались — это те, кто теперь разорваны временем. Кто редко сигналит даже из карантина, где уж времени до хрена. Даже — когда отложит стакан с коньяком и разложит фотографии. Или уставится в планшет. Потому что эти «все», мы все, были рядом до тех пор, пока тебе казалось, что это твоя команда. Пока тебя не убили.
===== 2
===== 2
Ты очень хорошо писал, до печенок доставало. Твои гранки из «Литературки», снятые цензором из номера, казалось, прожигали стены моей коммуналки на Беговой, но бывали потушены портвейном.
Ворье угрожало тебе, жене, детям, но твой лев готовился к прыжку, а потом прыгал — нас охватывал восторг, а страну — оторопь.
Саша Аронов подшучивал: знаете, почему я не написал «Войну и мир»? Потому что не могу! А Щекочихин не написал, потому что у него нет времени.
И тогда было ясно, — а теперь очевидно, — ты был лучшим репортером. Наверное, потому, что не писал, а проживал свои заметки вместе с героями. С ними же рос, взрослел, умнел, ошибался, любил. На них учились юные волчата. И так никто больше в нашей профессии не пишет и не живет, а сама журналистика никому больше не нужна.
Им нужно шоу, Щекоч.
От них ждут шоу.
Они делают и ставят шоу.
Они мастера балагана.
День рождения… Даст Бог, соберутся твои седые друзья. Только бы не в Колонном зале. У каждого из которых ты свой. Один — в «Алом парусе» «Комсомолки», другой — с гитарой в Очаково, третий — в «Литературке», четвертый — в «Новой газете». А для меня свой.
И с этим своим московским Щекочем я и веду беседы в Галилее: о любви к девчонкам, о черте, о Боге, о том, что где-то все равно есть нейтральная полоса, которую еще переступать... </i>|░░
░░|░░|❤️░░|░░|░░|░░|░░|░░|
░░|<i></i>|░░
Комментариев нет:
Отправить комментарий