Ко Дню народного единства
Как известно, в советской жизни долгое время слово "еврей" приравнивалось если не к непечатным, то к мало приличным уж точно. Непричастные камуфлировали его словом "француз", стеснительные антисемиты с теплинкой нежно произносили "евреечка", бойцы идеологического фронта изобличающе говорили "сионист", а сами евреи нередко оглядывались по сторонам и понижали голос, прежде чем выдохнуть это сомнительное словечко. И уж тем более редко его можно было встретить в публичном месте в печатном виде. Разве что в букинистическом магазине, музее западноевропейской живописи или в объявлениях на еврейском кладбище.
Но тут грянула перестройка. Оказалось, что евреи - это еще куда ни шло, есть и похуже нас, тем более что пути к исправлению для всех открыты. К тому же стало можно произносить и печатать все слова, даже более неприличные. А главное, из задних рядов стало выходить вперед то, что многие хотели узнать, но стеснялись спросить. В том числе и не только конкретный вопрос "еврей ли Вы?", но и что еврейство это за собой тянет, откуда оно взялось и что под собой имеет.
Евреи, несколько поколений отлученные от сакрального знания, имевшие очень невнятные и размытые представления о еврейской истории, языке и еврейской культуре, преимущественно почерпнутые из подпольных уроков иврита, Фейхтвангера, Шолом-Алейхема, Бабеля и многочисленных изданий о вреде сионизма, а также из чудесных, но малопонятных песен Сестер Берри и очень понятных, но сомнительных куплетов типа "От рожденья имя Сруль, а в анкете - Саша" или "Когда еврейское казачество восстало", жаждали припасть к истокам. И оказалось, что это даже возможно!
----- 2
<i>
Мы с мужем жили тогда в спальном и совсем не элитном районе Гольяново. В один прекрасный день, шастая по окрестностям с визитной карточкой покупателя в поисках какой-нибудь жратвы, я вдруг уперлась носом в огромную афишу на тумбе у местного кинотеатра "София". На ней аршинными буквами объявлялся концерт еврейской песни силами никому неизвестного и никуда не приписанного дальневосточного (а не ближневосточного, что было бы логичнее) областного еврейского эстрадного коллектива "Блуждающие звезды". Т.е. крупными красным буквами было дважды написано слово "еврейский" и приглашались все желающие! Судя по профилям читавших, заинтересовавшихся было немало, хотя какой-то носатый глумливый дед многообещающе сострил: "Правильно, соберут всех нас в одном месте, а в соседнем зале устроят съезд "Памяти" и так решат обе проблемы сразу!" Но народ был полон оптимизма и двинул за билетами.
В объявленный день мы с мужем, с трудом вырвавшись с работы, галопом неслись по Первомайской улице в сторону кинотеатра София. Время было на пределе и я боялась, что опоздаем и нас не пустят. Но муж мой захихикал и сказал: "Оглянись по сторонам, нас таких много!" На мгновение притормозив, я присмотрелась к бегущим. Мама дорогая! Было впечатление, что сзади нас теснили петлюровцы и все еврейское население Гольянова и Измайлова бежало, как от погрома, надеясь укрыться в киношке! "Ровняйся на нос четвертого", - продолжал веселиться мой муж и мы продолжили забег.
----- 3
<i>
В кинотеатр было не протолкнуться, но все так счастливо улыбались друг другу, что казалось, что мы или на местечковой свадьбе, или на учредительном съезде Бунда. Наконец все уселись, а по периметру одним плотным кольцом стали молодые маккавеи из отрядов еврейской самообороны, порожденных Памятью и баркашовцами, а другим - молодые милиционеры, призванные защищать то ли нас от погромщиков, то ли погромщиков от нас. Но радость встречи с прекрасным не могло омрачить ничего.
Наконец начался концерт. Вышел пожилой подержанный еврей, шаркнул ножкой и прохрипел в микрофон:"Идн, шолом!" И зал зарыдал...
Концерт был чудовищный. Эти несчастные, кочевавшие по Сибири и Дальнему Востоку еврейские артисты, были немолоды, усталы и, мягко говоря, не Ойстрах. Они одинаково нестройно пели, тяжело и с одышкой плясали, пыля несвежими костюмами, бездарно играли сценки из старинной жизни черты оседлости и с фальшивым пафосом читали стихи. Идишем они владели так же плохо, как те, кто их слушал, так что артисты и зал отлично понимали друг друга. Но всё это совершенно не имело никакого значения. Люди смеялись и плакали одновременно, поворачивались друг у другу с радостными, но залитыми слезами лицами, с блаженной бессмысленной улыбкой повторяли отдельные опознанные слова "мазл, гезунд, шиксе, геволт, мишигене..."и были абсолютно счастливы. Офонаревшие от этого зрелища менты недоумевали, что происходит, видимо, лишний раз убеждаясь, что понять этих евреев невозможно, и на всякий случай держась поодаль.
----- 4
<i>
Концерт длился часа три и час еще благодарная публика бисировала. Ошалевшие и измотанные артисты, думаю, не только не видали, но и не мечтали о таком успехе даже в ранней романтической юности. Наконец, заваленные цветами, на плохо слушающихся ногах они уползли за кулисы, а красномордый народ, размазывая по возбужденным лицам слезы, помаду и сопли, потянулся к выходу. Я сама прорыдала весь концерт, периодически хохоча над самой собой.
У выхода рядом с нами оказалась пожилая пара. Щегольски одетый профессорского вида седой дядька, аккуратно оберегая жену от толчеи, громко сказал: "Рива, какое же говно этот концерт! Но я взял билеты еще на завтра и на четверг! Где еще ты увидишь такой зал, да и вообще неизвестно, повторится ли это еще когда-нибудь при нашей жизни..."
Я рада, что при их и нашей жизни это, причем в большом разнообразии и куда более достойном исполнении повторялось не раз и повторяется до сих пор, уже не вызывая ни такого ажиотажа, ни таких эмоций, но такого зала мы действительно никогда больше не видели. Зала абсолютного народного единства...
Комментариев нет:
Отправить комментарий