toma18

*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-**-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*

<i><b>Иннокентий  Анненский родился в Омске 1 сентября 1855 года</i></b>

**-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-

-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*

<i>Ты опять со мной, подруга осень…

♣

Девиз Таинственной похож

На опрокинутое 8:

Она - отраднейшая ложь

Из всех, что мы в сознаньи носим.

В кругу эмалевых минут

Ее свершаются обеты,

А в сумрак звездами блеснут

Иль ветром полночи пропеты.

Но где светил погасших лик

Остановил для нас теченье,

Там Бесконечность - только миг,

Дробимый молнией мученья.

•••

•••

Сын Анненского, поэт Валентин Кривич, смутно вспоминал, что число языков, которые знал его прославленный отец, обозначалось «четырнадцать». Анненский перевел почти все трагедии Еврипида, сам писал трагедии на сюжеты античных мифов, а в современности для него, как и для большинства символистов, эталоном были французские лирики конца XIX века, — и «парнасцы», и «проклятые». Переводы Анненского — чистейший импрессионизм, не столько передача буквального смысла оригинала, сколько попытка передать впечатление от оригинала. Многие из его переводов — черновики, не доведенные до окончательного совершенства. «Совершенства» мы в XX веке, впрочем, навидались, — а Анненский, омский петербуржец, был один: прочтите «Сушеную селедку» Шарля Кро в его переводе — и узнаете, «из какого сора» растут порой шедевры поэтов-переводчиков, когда те переводят по чистому вдохновению. В том, что его перевод сонета Малларме озаглавлен — согласно старому варианту чтения имени — «Гробница Эдгара Поэ», — может быть ключ к Анненскому, несомненно слышавшему в «Поэ…» чистую поэзию. </i>

•••

<i> ОСЕНЬ

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .  . . . . . . . . . . . . . .

Не било четырех... Но бледное светило

Едва лишь купола над нами золотило,

И, в выцветшей степи туманная река,

Так плавно двигались над нами облака,

И столько мягкости таило их движенье,

Забывших яд измен и муку расторженья,

Что сердцу музыки хотелось для него...

Но снег лежал в горах, и было так мертво,

И оборвали в ночь свистевшие буруны

Меж небом и землей протянутые струны...

А к утру кто-то нам, развеяв молча сны,

Напомнил шепотом, что мы осуждены.

Гряда не двигалась и точно застывала,

Ночь надвигалась ощущением провала...