6 февр. 2014 г.

<i><b>
░     О художнике Борисе Григорьеве в день его памяти
</i></b>
<i>
«Я весь ваш, я русский и люблю Россию...»


Борис Дмитриевич Григорьев (1886–1939) — блистательный художник, разносторонне одаренный, глубоко чувствующий и сострадающий, один из тех творцов русского Серебряного века, чей неповторимый мир притягивает, волнует нас и столетие спустя.

Но еще мало известна увлеченная работа Бориса Григорьева как оригинального писателя (в многотомном словаре «Русские писатели. 1800–1917» статьи о нем нет). Подобную неосведомленность проявлял и А.М.Горький, чей портрет был написан художником в 1926 году в Италии. Сравнивая в шутку художника с известным литератором Аполлоном Григорьевым, Горький замечал:

«Оный Григорьев, хотя и не Аполлон и стихов не сочиняет, критических статей не пишет, но — талантлив удивительно». В действительности, Борис Григорьев с юности мечтал «появиться с новым произведением не как художник, а как писатель».

Он выступал с полемическими статьями, писал стихи, прозу, воспоминания, а его обширная переписка с А.Н.Бенуа, А.М.Горьким, Н.Н.Евреиновым, Евг. Замятиным, В.В.Каменским, Н.К.Рерихом и другими выдающимися современниками сохранила отпечаток темпераментной, искренней, мятущейся натуры.

Для Григорьева особенно характерна погруженность в литературную среду и постоянная, на протяжении десятилетий, устремленность к словесному творчеству, размышления о нем. «Я очень интересуюсь Вашими пьесами, — писал Григорьев Евгению Замятину 23 июля 1924 года. — Это ново для Вас.

У меня всегда была слабость к театру, но представьте себе — слабость не художника — а литературная. И не один раз я уже пробовал писать пьесу сам… Мне не страшно писать Вам, уже признанному писателю, ибо именно Вы — настоящий, поймете уже по той первой моей книжке “Юные лучи”, что я обреченный деятель и на этом пути».

Обращаясь к литературному наследию Бориса Григорьева, мы отчетливо видим его слитность с миром изобразительным, ощущаем их органическое единство.

Две черты определяли, по наблюдениям современников, Бориса Григорьева, его творческую индивидуальность: «одержимость линией» и «литературность». Его эссе «Линия» стало своего рода манифестом Григорьева как художника и писателя:


«Сдвиг, пропуск, ироническая гипербола делают линию мудрой. Линия самое минимальное средство в руках художника. Вот почему она требует и “культуры” глаза и изобразительной воли.

Линия есть ближайший и скорейший изобразительный способ в творчестве.

Стихотворная форма рождается в длительном средоточии.

Искусство “глаза”, искусство “видеть”, обладая линией, через нее освобождается от формы немедленно. Ее творческий процесс так краток, как самая молния в сознании глаза»3.

Тот же образ художник развивает в поэме «Расея»:

И линией премудрой
разрежу скуку глаз,
как молния, как утро,
она разбудит вас!

http://nasledie-rus.ru/podshivka/8712.php


Из переписки Б.Григорьева с Марией Врангель

М. Д. Врангель – мать главнокомандующего русской Белой Армией генерала П. Н. Врангеля (1878–1928) и историка искусства и художественного критика Н. Н. Врангеля (1882–1915). Была она «настоящей духовной воспитательницей своих сыновей, принимала активное участие в художественных делах младшего.

Borisella1
1.1.30


Глубокоуважаемая баронесса, мать Ник. Николаевича, которого я знал и любил. Это Миллиоти приказал Вам о себе писать. Но я не умею.

Мать моя урожденная Lindenberg, американка; вот почему я так трезво взглянул на Россию и создал «Расею», а потом «Visages de Russie». Но я все забыл и совсем разошелся сам с собою; я ненавижу никакого прошлого6, тем более своего, с ужасом думаю о будущем как о старости и начинаю только любить мое настоящее. Но при малейшем действии и настоящее переходит в прошлое. Я ничего не знаю и не хочу знать.
Не работы, не болезни, не даже смерть страшат меня, а – скука. Бежал я в 1919 году 20 сентября, и как я помню эту ночь: с женой, маленьким сыном, без вещей, без денег. И не Европа (она более ужасна, чем большевики), а обе Америки меня спасли. Я стал мизантропом, чего же хуже, и… живописцем, а это вовсе стыдно, я всегда, оказывается, был им, хоть и скрывал тщательно, играя роль провидца и историка… Так говорят. А я уж лучше помолчу; и не из скромности. Сейчас скромность только умножает врагов, а надо действовать.

Как все печально. И только спорт – весело. Мне уже перевалило за 40, многое стало – поздно.

Я люблю только New-York. Но все, везде безобразно, и я не завидую моему сыну, хотя думаю о нем гораздо более, чем о Боге.

Если хотите, пришлю Вам мои книги; но не советую глядеть на то, что опостыло мне самому.

Желаю Вам всего, всего хорошего, но оно больше не бывает с нами!

С совершенным к Вам уважением и преданностью,
Boris Grigoriev


ৡৢৣ১

   Картины художника

Борис Григорьев. Автопортрет, 1916 год, и другие работы
http://eho-2013.livejournal.com/64068.html

</i>

Комментариев нет:

Отправить комментарий