<b>

░  Генерал ГРИГОРЕНКО

</b>

◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌

12 ноября 1968 год, ритуальный зал московского крематория, несколько сотен человек, панихида по Алексею Костерину:

"Органист — лысый еврей с усталым и безразличным лицом — заиграл Баха, и когда он кончил, на трибуну поднялся Петр Григорьевич. "Товарищи!" — сказал он, и в этот момент микрофон отключили, но у Григоренко был достаточно громкий, генеральский голос. Он начал с теплых личных слов о Костерине, как много Костерин для него значил, как он из бунтаря превратил его в борца, и заговорил о его борьбе: "Разрушение бюрократической машины — это прежде всего революция в умах, в сознании людей… Важнейшая задача сегодняшнего дня — бескомпромиссная борьба против тоталитаризма, скрывающегося под маской так называемой "социалистической демократии". Этому он и отдавал все свои силы!"

Все это время жена автора воспоминаний не сводила глаз с органиста и видела, как менялось его лицо. "Сначала он, видимо, просто не слушал, потом лицо его стало вытягиваться, челюсть отвисла, взгляд выражал величайшее недоумение. Ничего подобного он не слышал за всю свою, вероятно, долгую работу в крематории. Впрочем, никто ничего подобного не слышал несколько десятилетий: в Москве совершенно открыто при стечении нескольких сот человек была произнесена политическая речь. Гебисты были в растерянности: броситься ли им, опрокидывая гроб, на возвышение и стащить Петра Григорьевича — или же слушать до конца.

"Ваше время истекло!" — дважды прерывали его голос, на этот раз через микрофон, но Григоренко продолжал говорить и закончил: "Не спи, Алешка! Воюй, Алешка Костерин! Мы, твои друзья, не отстанем от тебя! Свобода будет! Демократия будет!".

…

— «Ну, Петро, собирай вещички», —-  сказала ему тем же вечером жена Зинаида Михайловна"

Петр Григорьевич Григоренко боролся с карательной системой СССР, против произвола властей, на себе испытал принудительное психиатрическое лечение (дважды) — обычный метод борьбы с инакомыслящими в то время.

◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌

◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌

<u>Это была война

Статья Эдварда Поляновского </u> 

На исходе минувшего года состоялся вечер памяти генерала Петра Григорьевича Григоренко.

         Сейчас столько генералов по разную сторону баррикад. Кто это – Григоренко? Меня спрашивают, а я отвечаю: боевой генерал, который привел к власти нынешнего президента России. Без оружия и стрельбы, со свечой в руке. Кому не нравится нынешний президент, могу сказать, что конкретный выбор от генерала не зависел, президент пришел к власти уже после смерти Григоренко в 1987 году.

         Вечер несколько раз откладывали, ждали Зинаиду Михайловну – жену. Она теперь живет в Нью-Йорке, одна, в преклонном возрасте.

         Она звонила, очень хотела прилететь, но – занемогла, сломала руку.

         В итоге помянули без нее. На Герцена, в Доме писателей.

         Мятежное поколение – те, кто не был убит советской властью, кто не умер, не уехал за границу, собрались на этом вечере.

         Фамилии многих людей в зале я знаю по западным, «вражеским» радиоголосам 60-х, 70-х, 80-х годов. Наверное, оттого, что передачи нещадно глушились, трудно было что-то уловить, а каждый день мы воочию видели других, накрахмаленных дикторов и популярных героев, те события казались почти нереальными, происходящими где-то за тридевять земель. Но вот эти люди рядом.

         Мальва Ланда – две судимости, два срока. Второй раз не могли подобрать статью закона, дом ее сожгли. И судили за... самоподжог. Валерий Абрамкин – две судимости, два срока. В тюремной камерe ему «привили» туберкулез. Генрих Алтунян. Его взяли в Харькове. Две судимости. Два срока. Татьяна Великанова отбывала срок, затем ссылку. Владимир Гершуни – легенда правозащитного движения. Раньше всех сел, позже всех вышел – в конце восьмидесятых. Делил нары и с Солженицыным в лагере, и с Григоренко в психушке – случай редкий.

         На Голгофу шли семьями. Лариса Богораз – она тоже здесь, в зале – свои сроки отбыла. (В августе 1968 года после оккупации Праги советскими войсками она вышла с друзьями протестовать на Красную площадь). Первый ее муж – поэт Юлий Даниэль – был осужден вместе с Синявским. Советская власть травила и затравила его. Остался сын. Второй муж – Анатолий Марченко объявил голодовку в тюрьме и в декабре 1986-го погиб. Остался сын.

         Мятежное поколение. Сколько собралось их в зале – человек, может быть, сто пятьдесят. Зато все – свои. Если перемножить на годы, которые они отсидели в тюрьмах и лагерях, этот зал потянет на тысячелетие.

         Я хочу воспроизвести этот вечер. Лишь разобью выступления по вехам.

         Погас свет – с этого началось. В темноте, в глубине сцены, выхваченный диапроектором – портрет Григоренко в генеральской форме, при наградах. Звучит голос покойного барда Александра Галича, слова посвящения и песни пробиваются с шорохом и потрескиванием, словно из-под земли.

         «Горестная ода счастливому человеку».

         Посвящается Петру Григорьевичу Григоренко.

<i>

Когда хлестали молнии в ковчег.

           Воскликнул Ной, предупреждая страхи:

           «Не бойтесь, я счастливый человек,

           Я человек, родившийся в рубахе!»

           Родившийся в рубахе человек!

           Мудрейшие, почтеннейшие лица

           С тех самых пор уже который век

           Напрасно ищут этого счастливца.

           А я гляжу в окно на грязный снег,

           На очередь к табачному киоску

           И вижу, как счастливый человек

           Стоит и разминает папироску.

</i>

Конечно – счастливый: прошел Халхин-Гол, Отечественную, и ранен был, и контужен, и в окружении бывал, а жив.

         Погибнуть не только мог, но и должен был – в самом конце войны. Поздно ночью он вернулся на КП и крепко заснул. Рассвет только занимался, когда его словно кто-то толкнул в бок. Такого за всю войну не было, его всегда будили. Он отправился в глубину двора, в туалет. И в этот момент услышал грохот. Когда вернулся, увидел дыру в стене, угол, в котором стояла его кровать, разворочен взрывом.

         Ни до, ни после не было ни выстрелов, ни взрывов, это был единственный.

         – Это Бог вас cпac, – сказал стоявший рядом офицер.

         «И я тоже поверил в руку Провидения», – пишет Григоренко в воспоминаниях*.

         Уже после войны, 12 мая 1945 года, в Чехословакии, он, соскочив с «виллиса», взбежал на откос и столкнулся с немецкой самоходкой. Та, с тридцати метров, в упор выстрелила в него, но за долю секунды перед этим младший лейтенант-артиллерист успел сбросить полковника Григоренко в обрыв.

         Действительно, в рубахе родился.

         Шорох, потрескивание, подземельные гитарные аккорды:

<i>

И сух был хлеб его, и прост ночлег!

           Но все народы перед ним – во прахе.

           Вот он стоит – счастливый человек,

           Родившийся в смирительной рубахе!

</i>

Я разглядываю генеральский портрет в глубине сцены. И вы, читатель, взгляните на него. Так не вяжутся строгая форма и ироничная улыбка. В эту пору генерал уже был разжалован в солдаты, уже отсидел несколько пет в психушках, он ждал ареста и поэтому генеральскую форму прятал у друзей, награды – у других друзей. Однажды они заставили его надеть все это – чтобы сфотографировать. Он упорствовал, но они убедили: «Для истории».

         Этот снимок, где Петр Григорьевич Григоренко – при полном параде, оказался единственным.

         Ведущий Борис Альтшулер, один из правозащитников, предложил регламент выступления – 10 минут.

◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌

◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌

<u> Полковник Михаил Михайлович Лопухин, сотрудник кафедры академии Фрунзе: </u>

         – Петр Григорьевич Григоренко руководил недавно созданной кафедрой управления войсками. Он занимался вопросами кибернетики, автоматизации управления войсками. И сейчас – прошло более 30 лет, а кафедра работает в этом направлении. При всей своей решительности он ни разу ни на кого не повысил голос. Он умел сплотить людей, у него был, теперь это редкость, индивидуальный подход буквально к каждому человеку. При нем в офицерском клубе академии устраивались семейные вечера, Петр Григорьевич был очень компанейским человеком.

         Он боролся за кибернетику в период ее поношения.

         Из письма генерала Григоренко профессору Лунцу, психиатру, сыгравшему вместе с коллегами роковую роль в судьбе Петра Григорьевича:

         «Министр обороны Маршал Советского Союза Малиновский Р. Я. оценивает мою борьбу за внедрение кибернетических методов как научный, гражданский и партийный подвиг. Работе кафедры создаются до невероятия благоприятные условия. По сути, Министр дает мне право на свободный доступ к нему в любое время. Мне дают возможность подобрать блестящий научный коллектив. Для научной работы отпускаются практически неограниченные средства. У нас учатся работники Генерального штаба (проходят сборы), работники штабов округов и армий».

         О чем еще можно мечтать ученому! Тем более, что и материальное положение его высокое, и принадлежит он к военной элите – генерал. Единственная забота – научная работа и обучение.

         Густой голос, армейская решительность, воля и – домашние, «внеуставные» отношения с подчиненными. Убежденность коммуниста-ленинца и – полное отсутствие жизненных реалий, житейская наивность.

         <u> Сергей Адамович Ковалев: </u>

         – Григоренко хотел взять к себе на кафедру офицера, кажется, это был какой-то математик. И вот его приглашают в отдел кадров и говорят: «Понимаете, Петр Григорьевич, все хорошо, но вот пятый пункт подводит». Генерал Григоренко говорит:

«Какой пятый пункт?» – «Да вот, ну... он еврей же».

И тогда генерал, начальник кафедры, человек немолодой, учиняет буквально скандал. Он говорит о Конституции, он называет всякие законы. Потом этого начальника отдела кадров вызвал то ли начальник академии, то ли его заместитель:

«Ну что ты, с ума сошел? Ты с кем вообще говоришь о всяких пятых пунктах? Ведь это же Григоренко! Ты что, не знаешь, что он такой вот, он всем законам верит, он же к ним серьезно относится».

         Удивительно, что этот человек сделал такую военную карьеру, и совсем неудивительно, что он кончил так, как кончил.

         1961 год. Разгул диктатуры Хрущева. Роковое выступление на конференции Ленинского района Москвы. Из воспоминаний Григоренко:

         «Я поднялся и пошел. Я себя не чувствовал. Такое, вероятно, происходит с идущим на казнь. Во всяком случае, это было страшно. Но это был и мой звездный час. До самой трибуны дошел я сосредоточенный лишь на том, чтобы дойти. Заговорил, никого и ничего не видя.

         – ...Усилить демократизацию выборов и широкую сменяемость. Необходимо прямо записать в программу – о борьбе с карьеризмом, беспринципностью в партии, взяточничеством. Если коммунист на любом руководящем посту культивирует бюрократизм, волокиту, угодничество, он должен отстраняться от должности, направляться на работу, связанную с физическим трудом...»

         Генерал Григоренко открыто заявил о том, о чем знала вся страна, но никто не решался вымолвить вслух – говоря о Сталине, сказал о Хрущеве:

         – Все ли сейчас делается, чтобы культ личности не повторился?

         Маршал Бирюзов из президиума пытался лишить его слова. «Весь зал затих. В шоковом состоянии был и президиум. Я увидел, как секретарь ЦК Пономарев наклонился к Гришанову и что-то зашептал. Тот подобострастно закивал и бегом помчался к трибуне».

         В партийной среде существовал такой термин – «наемный убийца», так называли партийцы своих же коллег, приводивших в исполнение приговор начальства. Гришанов – секретарь райкома партии, выскочив к трибуне, предложил «осудить» генерала, «лишить депутатского мандата».

         Григоренко никак не мог и не хотел понять, почему его открытое, честное выступление перечеркнуло всю предыдущую, почти 40-летнюю коммунистическую деятельность, 30-летнюю безупречную службу в армии, научную работу последних лет. И кровь, пролитая при защите Родины, отныне уже ничего не значила. По существу, это была речь коммуниста-ленинца, он осуществил свое право на мнение согласно Уставу партии и наказанию не подлежал. Если бы его просто «проработали» в партийном порядке, тем бы, наверное, все и кончилось, слишком дорога была ему научная работа. Но могучее государство решило раздавить, смять его, как это делало в миллионах случаев.

         И тут оказалось вдруг, что генерал сильнее всесильной государственной машины.

         В феврале 1964 года его арестовали. Первый допрос вел сам председатель КГБ Семичастный вместе с ближайшим верховным окружением. Петру Григорьевичу предложили покаяться – его тут же отпустили бы. Он отвечал решительно и жестко.

         Предать суду боевого генерала они не решились.

         Власть применила способ хлестче тюремной пытки, который в это время еще только начинал входить в широкую практику. Пленки тюремных разговоров Григоренко со следователем прослушивали члены Политбюро. Суслов сказал:

– Так он же сумасшедший...

</i>

≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡

░   Полностью читать http://levi.ru/article.php?id_catalog=52&id_position=218

◙ ◙ ◙ (Фотографии)

https://www.google.ru/search?q=%D0%B3%D0%B5%D0%BD%D0%B5%D1%80%D0%B0%D0%BB+%D0%BF%D0%B5%D1%82%D1%80+%D0%B3%D1%80%D0%B8%D0%B3%D0%BE%D1%80%D0%B5%D0%BD%D0%BA%D0%BE&newwindow=1&sa=X&es_sm=122&biw=1280&bih=631&tbm=isch&tbo=u&source=univ&ei=4L4-VIy9F4HnygOq14KoCA&ved=0CDgQsAQ

≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡