29 окт. 2015 г.

<b>
С Днём рождения!

Дмитрий Муратов!
и
Клод Лелуш!
</b>
<i>
74-летнего Клода Лелуша невозможно назвать стариком: он по-прежнему энергичен, строен, умен, обаятелен. Полки его кабинета заставлены легендарными трофеями — от «Оскара» до «Золотой пальмовой ветви». За ним давно закрепилась слава великого кинорежиссера и не менее великого любовника. О своей жизни и сентиментальных увлечениях Лелуш откровенно поведал «Каравану историй» в самом начале весны…

— Я еврей. Родился в 1937 году. Моя мама Эжени — католичка. Ради любви к моему отцу Симону она приняла иудаизм, причем в самый что ни на есть неподходящий и опасный период истории. Родители мои люди очень простые, образования они не получили. Мама зарабатывала шитьем в мастерских известных кутюрье, а папа — мелкой торговлей. Когда началась война, мы переехали в Алжир, где обитали дальние родственники отца, надеясь переждать вооруженный конфликт.

Но в 1942 году мама совершила по-настоящему сумасбродный поступок — заявила нам с отцом, что должна незамедлительно ехать домой во Францию, в Ниццу — помочь при родах родной сестре. Отец, печаль и отчаяние которого были безграничны, на коленях умолял ее не делать этого — подобное путешествие могло стоить жизни. Тем более что, согласно недавним новостям по радио, немцы уже вплотную подошли к Ницце, оккупация курорта ожидалась со дня на день. Но мама упорно твердила свое, была неумолима. Мало того, она и меня решила взять с собой. «Вот увидишь, — убеждала она отца, — мы обернемся за неделю». Увы, отец никогда не умел противостоять маминым капризам.

10 ноября 1942 года мы с мамой поднялись на борт корабля и пересекли Средиземное море, пока еще дружелюбное и свободное. Причалили к Марселю, пересели на автобус до Ниццы и… заметили нервное волнение среди пассажиров, ропот, слезы… Тут мы и узнали о том, что немцы пересекли границу свободной зоны. Морские пути закрылись, железная дорога тоже — мы оказались отрезанными от отца.

Мама сразу же запаниковала. Признала — была не права, не послушалась… В мгновение ока мы оказались в опасности: денег с собой взяли немного, оба носили еврейскую фамилию, вокруг фашисты, путь к дому закрыт. Но оставаться на оккупированной территории тоже было самоубийством. Мама принялась носиться по старым знакомым в поисках любой возможности уехать обратно и вскоре случайно вышла на дальнего кузена отца по имени Машто, который пообещал помочь. Дал ей адрес некоего господина Мазуи — «своего человека» в Париже. Машто клятвенно заверил мать: Мазуи поможет тайно перебраться в Алжир. Увы, ни мама, ни ее друзья в Ницце, с которыми она радостно поделилась счастливой новостью, не знали, что этот Машто был предателем, а на парижской улице Лористон находилось отделение гестапо. Так кровный родственник, не дрогнув, отослал нас прямиком в адскую печь.

Мама добыла фальшивые документы, наскребла денег и купила нам двоим билеты до Парижа. И вот мы подъезжаем к Дижону. Полночь. Поезд останавливают для проверки документов. Все выходы блокируются, и в купе заходят угрюмые типы. Агент тщательно изучает наши бумаги, придирчиво щупает странички, смотрит на просвет, затем приказывает матери и мне встать и следовать за ним. И тут мама мгновенно принимает решение: снимает с запястья часы (семейную реликвию), инкрустированные мелкими бриллиантами, и незаметно вкладывает в руку парня. Без единого слова. Жандарм прячет драгоценность в карман и говорит: «Все в порядке, можете ехать дальше».

Едва поезд тронулся, как у мамы сдали нервы, и она горько заплакала.

— Добрались до Парижа?

— В Париже на улице Фобур-Сен-Дени нас приютила у себя тетка матери. На следующий день мама отправилась по полученному адресу, прямо в логово нацистов, на ту самую улочку Лористон, к господину Мазуи. Она искренне верила, что родственник направил ее к надежному человеку, и на ехидное предложение шпиона «расскажите мне все» она и рассказала все: «Я еврейка, муж мой еврей, я с нашим малюткой сыном по фиктивным бумагам приехала в Париж, где остановилась в доме номер 123 по улице Фобур-Сен-Дени. Нам срочно нужно вернуться в Алжир, помогите!» «Конечно, помогу, — обещал Мазуи. — Но и вы нам должны помочь. Скажем так: воссоединившись с семьей, будете сообщать нам, как бы это выразиться, местные новости».

«Конечно, буду», — отозвалась мать почти инстинктивно. Но едва переступила порог теткиного дома, как дала волю слезам — ей стало понятно не только, куда она попала, но и то, что к отцу не вернемся, нас арестуют. Быстро собрались и ушли. Так мы превратились в изгоев, которых разыскивало гестапо. Мама составила список оставшихся друзей, где можно было бы спрятаться хоть на какое-то время. Началось наше долгое «убегание». Мы постоянно куда-то переезжали, где-то прятались, озирались и вздрагивали от любого шума… А однажды мама придумала прятать меня в кинотеатрах. Тогда я и влюбился в кино…

— Образно говоря, кино спасло вам жизнь.

— Точно. Я прятался в темных залах и завороженно погружался в события фильмов, что шли на экране, прямо тонул в них. Мама поручала меня билетершам в два часа дня, а в шесть  забирала. И я порой смотрел один фильм три раза подряд, чувствуя себя самым счастливым на свете. Удивительная деталь: кино в свое время сыграло решающую роль в судьбе моих родителей. Когда-то отец случайно увидел красивую девушку в парижском метро и сразу же в нее влюбился. Его так потянуло к незнакомке, что он решил за ней пойти. И пошел. По улицам, вдоль бульваров. Всюду. Идет и идет. Моей будущей маме вскоре это здорово надоело — ее преследовал какой-то навязчивый парень. Как от него избавиться? Она решила спрятаться в первом же попавшемся ей на глаза кинотеатре. Но папа и там от нее не отстал. Купил билет, вошел следом и сел рядом! А потом они разговорились, поцеловались и больше никогда не расставались…

— Родители не сказали, что это был за фильм?

— «Цилиндр» 1935 года с Фредом Астером и Джинджер Роджерс. С того момента прошло ровно тридцать два года, когда Фред с Джинджер вручили мне «Оскар» в Лос-Анджелесе за фильм «Мужчина и женщина». Такая вот ухмылка судьбы…



Комментариев нет:

Отправить комментарий