~ °l||l°~
<b> Кунсткамера </b>~ °l||l°~
<b> <i>
ВОЙНА И МИР. И чуть-чуть о глупости, которая сестра тщеславия.
</i></b>
☝☟
<i>
<b> </b>Чудесная история,
интересная, живая, смещная и грустная одновременно. И хорошо описана.
А еще очень понравилось это вот фраза:«В каждом из нас ровно
столько тщеславия, сколько ему недостает ума.» Увы, это так. Тщеславие и
глупость идут рука об руку.
Класс!
Запись чересчур длинна для публикации в ЖЖ, потому
приходится разделить ее на части. Нет проблем.
</i>
<b>ВОЙНА И МИР
(взгляд
изнутри)
</b>
<i>В феврале 2002 года на сцене
Метрополитен Опера состоялась премьера оперы «Война и Мир». Даже те, кто не
знаком с оперой Прокофьева, а только читал роман, понимают, что для театра,
рискнувшего воплотить это действо на сцене, создать спектакль по такому
грандиозному эпическому произведению – труд адовый. Зрелище почти на 4 часа.
Большое количество эпизодов. Шестьдесят восемь (!) основных ролей. Балы, война,
русские войска, французские войска, уланы и драгуны, гренадеры и кирасиры,
гусары и казаки, фузилеры и вольтижеры, маркитанты, фуражисты, партизаны,
горожане, ополченцы, хоры, балет, миманс и прочая, и прочая, и прочая... По
сцене передвигаются большие массы народа, сталкиваются, воюют, танцуют, убивают
друг друга... И при этом ещё и поют. В общем – дурдом. Страшный сон для
режиссера-постановщика. Лев Николаевич ворочается в гробу, потому как старик
оперу не жаловал, и обзывал всякими нехорошими словами.
Тhe New York
Times накануне премьеры сообщала:
"На
глубине трех этажей под Линкольн-центром русская армия учится
маршировать!"
"В
финальной сцене заняты 346 человек и лошадь!"
"Завербовано
160 безработных актеров!" Заметьте – не приняты на работу – «to hire», не
рекрутированы – «to recruit», а «завербованы» – «to enlist».
"Наняты
дополнительно костюмеры почти со всего Бродвея...”
“Под
костюмерные занята подземная пожарная станция...".
Как
очевидец, свидетельствую, что всё так и было – сам работал в этой бывшей
пожарной станции, переоборудованной под костюмерную, и даже был там
начальником. Но это уже иная история, из-за которой я, собственно, и взялся за
перо и о которой расскажу чуть ниже.
Так вот,
премьера. По сцене, которая представляет собой вращающийся купол, как бы
половину земного шара, перемещаются туда-сюда эти самые 346 человек и лошадь, и
160 завербованных безработных актеров, которые работниками МЕТ не являются, а
потому на огромной сцене этого театра ориентируются не слишком хорошо. Тем
более, что по куполу, очень, кстати, выразительному с точки зрения
художественного замысла, двигаться весьма неудобно. Тем более в полутьме.
Близится
финал. Тринадцатая, заключительная картина – "Смоленская дорога". Под
мощное оркестровое вступление, изображающее разбушевавшуюся пургу, в густых
вечерних сумерках по Смоленской дороге бредёт отступающее французское войско.
Убогие, замерзшие люди в драных мундирах. Партизанский отряд во главе с
Денисовым, Долоховым и Щербатым атакует конвой, охраняющий колонну русских пленных,
и освобождает их. Французы в панике бегут. В музыке – победные литавры и трубы
во славу русской армии.
И вдруг, в
неверном свете метели, от беспорядочно отступающего французского отряда
отделяется солдат и вместо того, чтобы вместе с товарищами по боям удалиться за
кулисы, он, закрыв лицо руками, как бы преодолевая суровые порывы зимних
российских ветров, начинает пятиться в направлении зрительного зала. Ну,
заблудился французик в полутьме незнакомой сцены. Заигрался. И все бы ничего,
но потерявший ориентировку завербованный безработный не заметил в темноте, что
между ним и залом разверзся глубокий овраг оркестровой ямы. Куда он,
естественно, под изумление первых рядов партера и оторопевшего дирижера, со
всего маха и навернулся.
Читатель,
наверное, думает, что я сейчас начну описывать, как этот незадачливый солдат
свалился прямо на головы не ожидавших такой пакости оркестрантов. Не спорю –
это было бы соблазнительно. Здесь есть, где разгуляться. Несчастный падает в
оркестр, визжат скрипачки и виолончелистки, звенят тарелки, грохочут барабаны,
хрюкают тромбоны и тубы, с треском рушатся пюпитры и так далее, и тому
подобное... Но нет. Нет, нет, нет, друзья мои. Это ведь Метрополитен Опера.
Здесь охрана труда. Не дай бог, что-то подобное случится – засудят к чертям
собачим. Здесь с одной стороны профсоюз музыкантов, с другой – профсоюз
работников сцены, с третьей – гильдия актеров... То есть подобные случаи
предусмотрены, последствия на сто рядов просчитаны и все меры предосторожности
загодя приняты. Над оркестровой ямой со стороны сцены натянута страховочная
сетка и даже при всем желании сигануть в оркестр – ничего не получится. Наш
незадачливый герой благополучно в эту сетку и свалился. Но, как
дисциплинированный актер, чтобы не привлекать к себе внимание и не нарушать ход
спектакля, затаился там и не шевелится. А поскольку всё это произошло в темноте
под вой метели и музыку победы русского оружия, то кроме оркестра и первых
рядов партера никто, в общем, потери бойца не заметил.
И всё,
возможно, проскочило бы тихо-мирно, но гёрл-френд этого безработного, которая
тоже была занята в последней сцене, не обнаружив своего любимого в отступающей
за кулисы колонне, начала его искать. И тут ей кто-то сказал, что, мол, не
волнуйся, darling, всё в порядке, пал смертью храбрых – в оркестровку гикнулся.
От этого ошеломляющего известия darling впадает в неуправляемое буйство,
поднимает дикий хай, крича, что у него, дескать, больное сердце, что он плохо
видит, и вообще, наверняка, умер. "Нe died, he died…» – путаясь в соплях,
повторяет она, – «He is dead!". Ну, а что, скажите на милость, она должна
думать? Человек сверзился в яму – и тишина. Ничего не видно, ничего не
слышно... Ясен пень – кирдык. И как любая женщина, потерявшая на войне мужа,
она рыдает, обливается слезами и угрожает всех засудить.
Шум из-за
кулис перекидывается в зал. Подбитый влёт на высокой ноте творческого экстаза,
Валерий Абисалович Гергиев останавливает и так уже полузахлебнувшийся оркестр,
помощник режиссера даёт занавес, зрители из первых рядов заглядывают в
оркестровку, пытаясь увидеть, куда исчез человек, зрители средних и задних
рядов, видя, что первые ряды столпились у барьера и на что-то показывают в
оркестровой яме, тоже встают, пытаясь понять, что случилось, музыканты тычут
страдальца-француза в задницу смычками – мол, давай уже вылезай, война
окончена, а тот свернулся в сетке калачиком и признаков жизни не подаёт.
</i>
__________Oooo_
____oooO__(___)__
___(___)____)_/___
____\_(____(_/____
_____\_)________
      ~ °l||l°~ °l||l°~ °l||l°~ °l||l°~
°l||l°~ °l||l° ~
Комментариев нет:
Отправить комментарий