(•_•)     <b>Михаил Бару</b>
\ \
/ /
\ \
(o o)
\__/
|
^<i>
В литровую бутыль с широким горлом кладем
две пригоршни кисло-сладкого чернослива, пригоршню сушеных груш, две-три
пригоршни сушеного липового цвета, три или четыре высушенных гвоздичных почки,
несколько душистых перечных горошин и совсем чуть-чуть ванили, но не ванилина с
сахаром из пакетика, а настоящей стручковой бурбонной ванили. Все заливаем
водкой и убираем в темное место, о котором забываем на месяц или полтора. Даже
по рукам себя бьем, чтобы отбить память. Потом достаем, фильтруем в графин, из
графина наливаем в рюмку, вдыхаем пряный экзотический аромат и смотрим на
просвет.
Ежели посмотреть против света, то получается
авантюрин, но не совсем авантюрин, поскольку багровые тона, хоть и
присутствуют, но не так, чтобы уж очень, а, скорее, как говорил Павел Иванович
Чичиков, «искрасна, но не к бутылке, а к бруснике». Впрочем, если наклонить
голову, прищуриться и посмотреть с другой стороны… Такие появляются теплые
бархатные переливы, как на пышных старинных платьях, которые любили носить
купеческие жены и дочки. Переливы, которые бывают, когда она, смущаясь и
пунцовея, подаст тебе чашку чаю, потянется за молочником… и тут бархат на лифе
ее платья, украшенного бантиками, какими-то особенными защипами и тонкой
кружевной каемкой по периметру волнующего декольте, чуть натянется и блеснет
так, что хоть вставай из-за стола и иди курить на улицу.
Что же до вкуса, то он получается
насыщенным. Есть в нем этакая сладкая кислинка и острота, и даже некоторая
жгучесть. Как попадет на язык, то не сразу и разберешь, что там такое, а как
войдешь во вкус… Напоминает поцелуй, сорванный с губ женщины, на вид строгой,
интеллигентной, почти не пользующейся косметикой, а только капелькой пряных
духов, до запаха которых еще надо дотянуться носом. Такие бывают среди
библиотекарей и учительниц русского языка и литературы. У них обычно полон рот
стихов Мандельштама или Ахматовой, а за щекой может лежать, точно долгоиграющий
леденец, целый абзац заранее разгрызенного чеховского рассказа. Сорвешь этот
поцелуй где-нибудь в учительской, после педсовета, когда все уже уйдут, а она
замешкается, собирая тетрадки, и только тогда поймешь, что это было, когда
переведешь дух и вдруг почувствуешь, что и на губах, и на языке, которым ты так
смело слизывал то ли руки под темной вуалью, то ли терпкую печаль, то ли
ворованный воздух…
начинается такой пожар, который унять можно
еще тремя, а то и пятью рюмками. И даже после этих пяти или десяти поцелуев
очнешься лишь тогда, когда откроется дверь и войдет уборщица в синем халате с
преогромной шваброй или вбежит, запыхавшись, белобрысый малец из шестого
класса, чтобы спросить что сегодня задали по литературе. Вот эта разница между
купеческим цветом и интеллигентным вкусом… От нее и сходим с ума.
Вообще говоря, настойка должна иметь
женский, коварный характер. Это в спирте все мужское и примитивное – два атома
углерода, пять водорода и один кислорода. Связи грубые, ковалентные. Никаких
в̶н̶е̶б̶р̶а̶ч̶н̶ы̶х̶ тонких взаимодействий, типа вандерваальсовых или
диполь-дипольного притяжения. Как поется в песне: «выпил и упал – вот и весь
сказ». Другое дело настойка. Только что ты еще сидел и рассказывал какой-то
анекдот или, принимая красивые, томные позы, декламировал «когда, закрыв глаза,
я, в душный вечер лета, вдыхаю аромат твоих нагих грудей…» как вдруг оказывается,
что ноги и руки тебя совершенно перестали слушаться, а руки так и вовсе забрели
черт знает куда и уже что-то расстегивают, расстегивают… или это руки жены,
которая укладывает тебя спать на диван лицом к цветам на обивке.
</i>
Комментариев нет:
Отправить комментарий