✔✔Зощенко
৳ ֍ܓ
<i> <b> Alexander Genis</b>
Один из первых примеров его повествовательной стратегии можно найти в рассказе “Виктория Казимировна” из сборника “Серапионовы братья”. Ключом служит уже первая фраза: “В Америке я не бывал, и о ней, прямо скажу, ничего не знаю”. Этот зачин вводит нас в странный мир косноязычной, недееспособной наррации. Из текста мы узнаем больше лишнего, чем необходимого, ибо малограмотный солдат Синебрюхов не справляется с историей, которую он взялся излагать.
Тщетность этой попытки и есть тема рассказа. Сюжет составляет не приключения Синебрюхова, а эволюция самого рассказа, постоянно ускользающего от неловкого рассказчика. В его неумелых устах фабула никак не вытягивается в ту стройную каузальную цепочку, которую читатель привык воспринимать как должное. (Следовало бы признать, что как раз в прямолинейном, загнанном в строгую повествовательную логику способе изображения действительности больше писательского произвола и меньше реализма, чем в хаотически непоследовательной речи Синебрюхова).
Зощенко изображает даже не поток, а водоворот сознания. Причинно-следственная связь тут заменяется ассоциативной: одно не вытекает, а соседствует с другим: “Заплакал я прегорько. Махнул на все рукой и стал поправляться”.
----- 2
<i>
Язык Синебрюхова - кошмар лингвистического позитивизма. Значение слов у него приблизительно, ситуативно, не обязательно. Они не равны даже самим себе. Вводя в прозу своего ставшего знаменитым “неумелого” рассказчика, Зощенко не сужает, а расширяет повествовательные возможности. (Фолкнер довел этот прием до предела бессвязности в монологе Бенджи из романа “Шум и ярость”). Неспособность совладать с логикой приводит к взрыву линейности, который высвобождает рассказ из “детерминистической темницы” (Набоков).
Рассказ складывается не в тексте, а в мозгу читателя: мы не столько узнаем, сколько догадываемся о том фантастическом событии, что произошло с Синебрюховым, и которому сам он не сумел придать значения.
Комментариев нет:
Отправить комментарий