<i><b>
░ Про Елизавету АУЭРБАХ
</i></b>
◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌
<i>
Елизавета Ауэрбах мечтала о режиссёрской профессии и даже
поступила на соответствующий факультет театрального техникума. Но после второго
курса её пригласили во вспомогательный состав МХАТа. На этой сцене Ауэрбах
играла четверть века, преимущественно второстепенные роли и эпизоды, но в целом
творческая судьба в этом театре у актрисы не сложилась.
В 1941-45 годах Елизавета Ауэрбах выступала с концертами в
составе фронтовых бригад и почувствовала тягу к эстраде. Сразу после войны
начала писать рассказы. Выступления с ними в концертах пользовались большим
успехом. Поэтому в начале 60-х Ауэрбах оставила театр, целиком посвятив себя
эстраде.
“В рассказах
Елизаветы Ауэрбах есть этот нежный, но стойкий и не поддающийся никакой
подделке отсвет истинной поэтичности”
(Юрий Нагибин. “Театр”, 1956, № 10, с. 109).
◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌
◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌
«Всегда ваша Ауэр-Баша»
Татьяна Щурова
Рассказ о замечательной актрисе Елизавете Ауэрбах.
Рассказывают, что когда Елизавете Ауэрбах звонили по
телефону, в трубке раздавалось ее приветливое: «Слушаю Вас с удовольствием».
Это не было актерским приемом. Все, кто знал эту женщину, помнят ее
необыкновенную доброжелательность, искреннее желание слушать собеседника,
сияющие глаза, умение общаться с самой разной аудиторией. В ней все было
необычно, все «свое» — жизнь, человеческий облик, литературное дарование. Хотя
вроде бы ничего особенного — автор и исполнитель коротких рассказов. А вот
покоряла с первых фраз, «забирала в плен» навсегда...
Одной из радостей моего послевоенного детства было
радио. Вечерние передачи из цикла «Театр у микрофона», чтецкие и музыкальные
программы уносили в прекрасный мир искусства, и всегда безумно хотелось
заглянуть за светящийся зеленый глазок (предчувствие телевидения?), чтобы
увидеть исполнителей. Диктор мог после окончания передачи не трудиться называть
имена артистов — я всех знала по голосам. Среди самых любимых — Елизавета
Ауэрбах. Недавно перечитала сборники ее рассказов (читателям остались от нее
три небольших книжки и несколько журнальных публикаций) и поняла, что до сих
пор помню каждое слово из них, слышу неповторимые авторские интонации.
Вспоминаю первую встречу с артисткой. В
университетскую студенческую аудиторию Ауэрбах привела наша преподавательница
Берта Яковлевна Барская, которая была дружна с Елизаветой Борисовной много лет.
В тот приезд у Ауэрбах было несколько концертов в Одессе. И я «кочевала» за ней
по всем залам — филармонии, санатория, клубов. Она жила трудной жизнью
эстрадника — масса концертов, сборных и сольных, поездки по всему СССР. Но,
видимо, помогало умение видеть во всем хорошее. Она потом написала: «Я не
работаю на сцене — я живу очень напряженной и очень счастливой жизнью. Поэтому
не знаю мучений, которые другим могут отравить всю радость творчества. Я не
боюсь невнимательной публики, раздраженной публики, рассеянной публики... Я
выхожу на сцену не зачитывать заученный текст, а говорить людям об очень важном
для меня». Конечно, я постаралась узнать о любимой актрисе побольше.
Она была одной из творческих «жертв» МХАТа. Отдала
прославленной сцене около 25 лет жизни, — и ее так и не увидели режиссеры и
корифеи, хотя в каждый эпизод и «кушать подано» вкладывала все творческие силы
своей беспокойной, незаурядной натуры. Неудачница и чудачка просто ждала своего
часа. Видимо, что-то внутри должно было созреть, а пока накапливалось,
отбиралось. Как всегда, все решил случай. Однажды, услышав в московском Доме
актера неудачные военные воспоминания другого актера, она поняла, что сможет
рассказать о войне, о людях, которых узнала там, о различных встречах — совсем
иначе. Оказалось, что ей дано умение рассказывать о самых обычных вещах,
сочетая, как в жизни, драматическое, лирическое, забавное. У других это
выглядело бы, наверное, рабочим сырьем. О ней же писали: «Забыть то, о чем
рассказывает Елизавета Ауэрбах, невозможно. Так же, как невозможно забыть
хорошую песню».
Елизавета Борисовна была искренней, наблюдательной и
остроумной, сюжеты и образы своих рассказов часто «лепила» из самой себя,
удачно сочетая это с милой фантазией. Она отличалась отзывчивостью к чужой беде
и радости, всегда трудно жила материально, была трогательно беспомощна в быту,
но никогда не ныла («Гардероб иметь хорошо, но можно и без гардероба»). Умела
обыденной фразой сразу установить контакт с залом. Однажды у нее украли
концертное платье прямо перед выступлением. Актриса поняла, что если не скажет
об этом в зал — не сможет успокоиться, а зрители бы недоумевали, чувствуя, что
что-то не так. Она могла себе это позволить, ибо говорила: «Я себе и автор, и
режиссер, и актриса».
Удивительно смешно она написала о съемках в
кинофильмах в рассказах «Моя жизнь в киноискусстве» и «Моя киноэпопея». В
частности, вспоминает о работе в телефильме «Адъютант его превосходительства» у
режиссера Е. Ташкова. Многие, вероятно, помнят, как легко, изящно сыграла там
Ауэрбах еврейскую женщину, жену ювелира, создав сочный колоритный национальный
характер, наполненный мудростью и трагикомизмом. Ей удалось все это сделать в
коротком эпизоде (все-таки мхатовская школа за плечами). Она пишет: «Этот «мини»
-эпизод принес мне «макси»-популярность, и теперь я в концерте не могу уйти со
сцены, не сказав мою единственную фразу: «Исаак, не валяй дурака, им нужен Федотов».
В 80-е годы Елизавета Борисовна трижды побывала в
отделе искусств библиотеки им. М. Горького. Мы ждали ее приездов, увидев афиши
в городе, непременно просили дочь Б.Я. Барской Ирину Шайкевич привести Ауэрбах
к нам. Нужно ли говорить, что обычно вопрос о том, кто поедет за актрисой в
гостиницу, разрешался сразу. Я не могла никому отдать этой радости общения со
столь любимым человеком. Многие годы она как бы жила рядом — были телепередачи,
приезды, публикации, встречи.
Как жаль, что потом неизбежно следует время утрат.
◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌
◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌
Один рассказ самой Елизаветы Ауэрбах
ЗАДУШЕВНАЯ ПОДРУГА ВЕРКА, Я И МОЯ ФАНТАЗИЯ
Я в детстве любила заглядывать в окна домов,
рассматривать альбомы с чужими фотографиями и прислушиваться к разговору
незнакомых людей. Мелькнувший в окне профиль я дорисую в портрет, из обрывка
фразы сочиню монолог, и из выцветшей фотографии на меня взглянет живое лицо.
Я любила книжки с потерянным концом. Мне всегда
хотелось «невероятных» событий, наверное, поэтому я очень много врала, у меня
даже был такой период, когда я врала без всякого смысла, просто чтоб было
интереснее. Например, я стою в луже, мать, увидев это из окна кричит: «Выйди
сейчас же из воды». — Я спокойно спрашиваю: «Из какой?» — «Из той, в которой ты
стоишь!» Я удивленно поднимаю брови: «Я стою на сухом месте».
Мама выбегала во двор, делала рукой такой жест,
который заставлял меня вылететь из этого «сухого» места. Но я на нее не
обижалась.
На смену бессмысленному вранью пришло вранье,
осмысленное. Я поняла, что можно вырезать кукол из картона мамиными маникюрными
ножницами, рядом положив наши детские, и, заслышав мамины шаги, немедленно
брать большие. Мама говорила: «Мне кажется, что ты берешь мои ножницы, они
стали совсем тупые». — «В пустыне, — отвечала я,— людям кажется, что они видят
вдали моря и речи—это мираж, но это пройдет»...
С возрастом, конечно, бессмысленное вранье прошло
совсем, осмысленное — почти совсем, но фантазия росла вместе со мной и делала
мою жизнь интересней.
В школе, в которой я училась, было дровяное
отопление. Однажды во время большой перемены выяснилось, что большинство ребят
не подготовилось к следующему уроку. Стали думать, кап быть; я предложила
завалить дымоход кирпичами, которых было много во дворе школы, и открыть окна,
а был холодный сентябрьский день; учитель войдет, скажет: «Ах, как холодно» и
попросит затопить, дым повалит в класс, и все пойдет как по маслу! Мы так и
сделали, и учитель сказал: «ах...», и дым повалил в класс, и мы весь урок
весело бегали за истопником и уборщицей.
В школе у меня была задушевная подруга Верка,
которая так же, как я, обожала «невероятные истории».
Как-то в старших классах готовился литературный
вечер, посвященный молодому советскому поэту. Младшие классы на вечер не
допускались, но накануне концерта заболели двое исполнителей, в требование к
исполнителям было одно — звонкий голос. Звонче, чем у меня и задушевной подруги
Верки, голоса не оказалось, так мы стали артистами. Нам дали выучить слова и
объяснили, что на сцене нас поставят в шеренгу лицом к публике, и когда мой
сосед справа толкнет меня в бок, я а рупор долина буду сказать «труд труби,
труд труби, труд труби в трубу», а на слове «в трубу» я должна буду пихнуть
задушевную подругу, и она скажет «бей барабан, бей барабан, бей барабан
борьбу». Слова мы выучили насмерть, у меня весь дом говорил: «труд труби».
Наступил вечер, раскрылся занавес. Я стала
рассматривать публику, и мне очень понравился огромный человек, который сидел
как-то боком, выставив ноги в проход. Он был похож на Гулливера, я улыбнулась
ему, он улыбнулся мне, и тут я получила сразу два толчка в бок; слова вылетали
у меня из головы, будто их никогда и не было.
Ужасная пауза полезла на сцену, потом в зрительный
зал, я в отчаянии взглянула на Гулливера и увидела, что он смотрит на меня,
усиленно шевеля губами, как бы подсказывая мне слова. «Откуда он их знает?» —
подумала я и, тут что-то уловив, все вспомнив, на всю школу закричала: «Пруд
пруди, пруд пруди, пруд пруди, а трубу». На словах «в трубу» я так толкнула
задушевную подругу, что та отлетела в сторону и радостно прокричала: "Бей
барабан, бей барабан, бей барабан борьбу».
Я взглянула на Гулливера, он хохотал, чуть не падая
со стула. Занавес закрыли под смех и аплодисменты, и тут все на меня
набросились, говоря, что я испортила вечер. Учитель литературы тряс меня за
плечи, говоря; «Неужели ты не понимаешь, что ты сказала? Чтоб не огорчить его
еще больше, я сказала: «Понимаю». Мне кажется, именно с этого вечера я
окончательно решила стать актрисой.
Уже окончив школу, все с той же задушевной подругой
Веркой решили мы поехать в воскресенье на дачу к знакомым, и у нас оказалось
довольно много всяких покупок. Я предложила свернуть вещи в виде ребенка в
детское одеяльце — тогда сядем в трамвай с передней площадки, в поезде — в
детский вагон, и все пойдет как по маслу.
В трамвае мне действительно сразу уступили место и
милые женщины, стоявшие и сидевшие рядом, стали мне советовать открыть личико
ребенка, так пак было жарко и душно. Одна тетка даже попробовала отогнуть
одеяло. «Оставьте меня в покое, — сказала я,— у моего ребенка скарлатина, ему
неприятно глядеть на свет. Как меня высадили из вагона, не помню, задушенная
подруга выпрыгнула на «оду, а из окон трамвая граждане с удивлением глядели,
как из моего «заразного ребеночка» на землю сыпались всякие свертки.
Когда, окончив школу, я поступила в театр,
задушевная подруга Верка сказала: «Наконец ты найдешь применение своей
фантазии, актерам фантазия очень нужна». Но задушевная подруга Верка ошиблась,
театр не воспользовался моей фантазией, и тогда я придумала писать рассказы.
Теперь я еще жаднее заглядываю в окна домов, рассматриваю альбомы с чужими
фотографиями, гляжу на все во все глаза и слушаю... И жить мне стало еще
интереснее...
Мне кажется, что все мои рассказы правдивы и взяты
из жизни. Но задушевная подруга Верка, прочтя мой рассказ, обязательно скажет:
«Интересно, как было на самом деле?»
≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡
http://abrab.livejournal.com/106526.html
≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡
◙ ◙ ◙ Фотографии
Елизавета Ауэрбах – YouTube
Борис Новиков и Елизавета Ауэрбах
http://www.youtube.com/watch?v=95KYT68diHQ
</i>
Комментариев нет:
Отправить комментарий