⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰
<b>
░ Поэт
Евгений БЛАЖЕЕВСКИЙ
</b>
⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰
Его любили все. Все, кому дорога была его поэзия,
все, с кем он засиживался допоздна на своей маленькой кухне, все, чьи рукописи
он неутомимо пристраивал в разнообразные редакции. На панихиде в Малом зале ЦДЛ
было не протолкнуться. Он умер на майские праздники, но в день его похорон пошел
снег, ложившийся в еще не засыпанную могилу…
Евгений Блажеевский родился в 1947 году, в
азербайджанском городе Гянджа (тогдашнем Кировабаде). Его отец, военный врач,
умер, когда сыну исполнилось три с половиной года: Женя его почти не помнил.
Мальчика воспитывали мама — ее он боготворил и уход ее горько оплакал в стихах
— и бабушка, дочь предводителя дворянства, которой сам Репин давал уроки
живописи.
По-видимому, от бабушки Женя унаследовал и дар
прекрасного рисовальщика (свои картины он бескорыстно раздавал и близким
друзьям, и случайным знакомым, а многие его живописные работы, как
свидетельствуют знающие в этом толк, по силе дарования не уступают стихам), и
от нее же — никогда не подчеркиваемый, но всегда заметный аристократизм, редкое
душевное благородство какого-то “старорежимного” пошиба. В детские годы Женя
увлекся спортом и впоследствии никогда не терял формы, всегда мог постоять и за
себя, и за друзей.
В юности был профессиональным футболистом, играл за
кировабадское “Динамо”, выступавшее какое-то время даже в высшей лиге. Но
однажды на поле ему умышленно сломали ногу, и после слезных материнских
уговоров Женя оставил футбол. Он уехал в Москву, поступил в Полиграфический
институт, всерьез занялся поэзией. Женился, развелся, скитался по разным коммуналкам
(в его стихах скрупулезно воссоздан неповторимый быт той эпохи), снова женился
— уже “окончательно”, у него родилась дочь, и, наконец, не без помощи матери,
купил квартиру в столице.
Литературная судьба Блажеевского на первых порах
складывалась относительно благополучно: он печатался в “Юности” и в “Новом
мире”, был участником Всесоюзных совещаний молодых писателей, в 1984 году вышел
первый сборник его стихов “Тетрадь” (вторая же и последняя прижизненная книга —
“Лицом к погоне” — увидела свет только через одиннадцать лет, в 1995).
Его тогдашние друзья и приятели (из легендарного
поколения дворников, истопников и сторожей, многие из которых потом прорвались
в литературную элиту и о Блажеевском как бы “забыли”, хотя поначалу Женя
кое-кому из них даже оказывал некоторое покровительство) в ту пору, в середине
70-х, были близки друг другу и по социальному статусу, и по эстетическим
предпочтениям и отталкиваниям, и даже по пристрастию к одним и тем же спиртным
напиткам.
Через двадцать лет в нашей беседе на страницах
“Литературной газеты” Блажеевский с улыбкой признавался: “Портвейн вообще был
любимым напитком советских поэтов. В семидесятые годы у нас была своя компания
выпивальщиков. Не стану называть имена, ибо некоторые вышли в люди и чего
доброго обидятся. Портвейн — вино, с одной стороны, крепкое, с другой —
дешевое. Он располагал к беседе, не вырубая человека резко и целенаправленно,
как водка или коньяк, и не вызывал скуки, как сухое вино или пиво. Это та
золотая середина, которая была нужна для темпераментного, молодого,
заинтересованного разговора…”
▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌
◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌
<i>
<u> А
жил я в доме возле Бронной ... </u>
1973
А жил я в доме возле Бронной
Среди пропойц, среди калек.
Окно - в простенок, дверь - к уборной
И рупь с полтиной - за ночлег.
Большим домам сей дом игрушечный,
Старомосковский - не чета.
В нем пахла едко, по-старушечьи,
Пронзительная нищета.
Я жил затравленно, как беженец,
Летело время кувырком,
Хозяйка в дверь стучала бешено
Худым стервозным кулаком.
Судьба печальная и зыбкая
Была картиной и рассказом,
Когда она, как мать над зыбкою,
Спала, склонясь над унитазом,
Или металась в коридорчике,
Рукою шарила обои,
По сыну плакала, по дочери,
Сбежавшая с офорта Гойи.
Но чаще грызли опасения
И ночью просыпался зверь.
Кричала: “Сбегай к елисееву
За водкой!..”, - и ломилась в дверь.
Я в это время окаянное,
Средь горя и макулатуры,
Не спал. В окне галдели пьяные,
Тянуло гарью из Шатуры.
И я, любивший разглагольствовать
И ставить многое на вид,
Тогда почувствовал, о Господи,
Что эта грязь во мне болит,
Что я, чужою раной раненный,
Не обвинитель, не судья -
Страданий страшные окраины,
Косая кромка бытия...
░
<u> Я
умер и себя увидел сразу... </u>
1994
Я умер и себя увидел сразу
В раздвоенности небывалой,
Где
Под потолком,
Невидимая глазу,
Из дымчатого мягкого стекла
Душа витала
И прощалась с телом,
Как с домом
Отъезжающий навеки
Прощается жилец,
Последним взглядом
Окинув окна,
Дверь
И палисадник...
Прощай, берлога радости
И боли,
Которая дается напоследок,
Чтоб было нам - зажившимся -
Не жалко
Оставить свет
Похожий на версту.
И всё бы ничего,
Да только вот
Душа - сиротка, беженка, простушка -
Потерянная на большом вокзале,
Не знает где приткнуться,
Как войти
Безденежным
Безликим существом
В холодные потёмки мирозданья.
Ни друга, ни подруги, ни страны
Здесь не найдёшь
И, видно, потому
Лишь 41-й день смиряет душу,
Которой плохо
Без любви и цели
В бездомном одиночестве парить...
</i>
≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡
Стихи Е.Б. http://lit.peoples.ru/poetry/evgeny_blazheevsky/
Комментариев нет:
Отправить комментарий