✿*´¨`*✿⊱╮　

(　

.. .. . . ~✿~~✿~<i><b>День памяти</b></i>

✿.¸¸¸.✿‿.•*´¯✿‿.•*´¯✿‿.•*´¯✿‿.•*´¯✿‿.•*´¯✿‿.•*´¯✿‿.•*´¯✿⊱╮

<b>

26 июля — День памяти Ариадны Сергеевны Эфрон </b>(1912—1975), переводчицы, искусствоведа, художницы, поэтессы, мемуаристки; дочери Марины Цветаевой и Сергея Эфрона.

...

«Ранним воскресным утром 27 августа 1939 года Ариадна Эфрон в последний раз спускается с крыльца болшевского дома.

«Уходит, не прощаясь! — читаем в дневниковой записи Марины Цветаевой.

— Я — Что же ты, Аля, так ни с кем не простившись?
Она, в слезах, через плечо — отмахивается!

Комендант (старик, с добротой)
— Так — лучше. Долгие проводы — лишние слезы...»

Больше никогда она не увидит ни отца, ни мать, ни брата.

Постановление об аресте литературного работника журнала «Revue de Moscou» Ариадны Сергеевны Эфрон — и черная подпись на нем Лаврентия Берии. Черная в самом прямом смысле, ибо сделана жирным черным карандашом. Aнкета арестованной заполненa ее собственной рукой.

Много лет спустя об этом дне вспоминала и сама Ариадна Сергеевна: "...27 августа я в последний раз видела своих близких..."

/.../ Протокол первого допроса, состоявшегося в день ареста — 27 августа.

В 14 часов «диалог» начат, в 17 часов закончен. Три часа. Чем они были заполнены? Что осталось за пределами зафиксированных нескольких фраз на бланке протокола? Насколько отражает он реальность? ...

В протокол не попадают оскорбительные, а то и издевательские интонации следователя, провокационное его вранье, угрозы, помойные сплетни, выливаемые по адресу твоих друзей и знакомых.

===== 2

И еще — часы и часы, когда допрашиваемого оставляют «подумать хорошенько», не раз и не два уходя пообедать, перекурить, просто заняться другими делами. И вождение по кабинетам разных начальников, если упрямишься, и присоединение к допросу каких-то новых лиц... Ничего этого в правильно оформленных протоколах не будет. И все это в наши, как выражалась Анна Ахматова, «вегетарианские времена».

Что именно оставалось за кадром, то бишь за протоколом, в конце тридцатых — довообразить труднее, но можно. Рассказы уцелевших и вернувшихся, мемуары бывших репрессированных достаточно подробно воссоздают обстановку, и уже нет, кажется, человека, который считал бы, что там беседуют за чашкой кофе. И все-таки слишком часто эти протокольные листы, то отпечатанные на машинке, то заполненные следователем от руки, казались мне иероглифами, смысл которых могли бы расшифровать только участники «диалога».

Теперь Ариадну спрашивают о конкретностях: о круге ее знакомых в Париже, о тех, с кем она встречалась по возвращении на родину. Сотрудничала ли она в эмигрантских белогвардейских организациях? С какой целью приехала в СССР? Подтекст последнего вопроса открыто разъяснен: «нам известно, что вы приехали по заданию иностранных разведок, на службе которых вы состояли...»

— Ни с какой иностранной разведкой я не была связана и приехала только по собственному желанию, — записан ответ в протоколе.

Второй допрос — ночной, он длится уже восемь часов подряд: начавшись в девять вечера, он завершится в пять утра. Третий начинается на следующий же день, после бессонной ночи, и опять затягивается далеко за полночь. Четвертый — днем следующего же дня. Это — 7, 8, 9-го сентября. День перерыва, и далее снова: 11-го, 13-го, 14-го.

===== 3

Пятнадцать лет спустя, в мае 1954 года А. С. Эфрон посылает из Туруханска, где она отбывает ссылку так называемых «повторников», заявление на имя Генерального Прокурора СССР Руденко с просьбой о пересмотре дела и об отмене приговора. В заявлении она, в частности, напишет: «Меня избивали резиновыми «дамскими вопросниками», в течение 20 суток лишали сна, вели круглосуточные «конвейерные» допросы, держали в холодном карцере, раздетую, стоя навытяжку, проводили инсценировки расстрела...» И далее: «Я была вынуждена оговорить себя...» И еще: «Из меня выколотили показания против моего отца...»

/.../ Бессмысленно искать твердой логики в вакханалии репрессий тех лет. Загадочно другое: упорство, с которым следствие выбивает из тех, кто уже попал в его сети, «обоснования» для своих загодя составленных обвинительных заключений...»

Ирма Кудрова

«Гибель Марины Цветаевой»

__________________________________
<i>

Я искала тебя всю ночь,

И сегодня ищу опять,

Но опять ты уходишь прочь,

Не дозваться и не догнать.

Не остыли твои следы,

Звук шагов твоих слышу я,

Но идёшь, не задев земли,

Но идёшь, не смутив воды,

Ненастигнутая моя.

Веретёнами фонарей

Отражается ночь в реке,

Не сожму я твоей руки

В опустевшей своей руке.

Край одежды твоей ловлю,

Между пальцев — клочок зари.

Знаешь ты, как тебя люблю,

Хоть со мною — заговори!

Иль земная чужда печаль?

Но в какой же тогда тоске

Возвращаешься по ночам

К растоптавшей тебя Москве?

Ариадна Эфрон

===== 4

_________________________________
<b>
Из переписки Ариадны Эфрон и Борисa Пастернакa:

</b> <i>

"Все мечтала этим летом съездить в Елабугу, но, конечно, при таком заработке это совсем не осуществимо. Асеев писал мне, что мамину могилу разыскать невозможно. Не верю."

Ариадна Эфрон

"Асеев не ошибается, ответив тебе о маминой могиле, что неизвестно, где ее похоронили! Таково общее убежденье, так всегда отвечали мне, когда я расспрашивал потом людей в Чистополе и бывших в то время в Елабуге. Но я согласен с тобою, что личные неторопливые розыски на месте (и наверное дольше) могли бы к чему-нибудь повести. В этом смысле вызывался съездить туда и навести справки мой и асеевский добрый знакомый в Чистополе, Валерий Дмитриевич Авдеев (г. Чистополь, Тат. Авт. республ. ул. Карла Маркса 74), ботаник и историк края, понемногу занимающийся всеми искусствами и чтящий мамину память, с которым я списывался по этому поводу весной, но я думаю, эту просьбу к нему надо отложить до того времени, когда ты сможешь туда собраться.

Целую тебя. От души тебе всего лучшего. Не унывай (это не безответственные слова, а совет, твердый и продуманный).

Твой Б."
</i>

***

Ариадна Сергеевна Эфрон скончалась в тарусской больнице от обширного инфаркта 26 июля 1975 года.

Похоронена на кладбище г. Тарусы

Публикация Victoria Chulkova