~ °l||l°~ <b> Кунсткамера </b>~ °l||l°~
<b> <i>
Андрей Чернов. ОДА РЯБОМУ ЧЕРТУ
Тайнопись в «покаянных» стихах Осипа Мандельштама
</i></b>
☝☟
<i>
<b>ПРОМЕТЕЙ ПРИКОВАННЫЙ
</b>
Игорь Фролов первым догадался заглянуть в «отца трагедии», почувствовав, что Эсхил и Прометей названы в «Оде» не ради красного словца. Добавим несколько собственных соображений.
По-гречески Прометей – Предвидящий. По-русски было бы – Вещий.
И Зевс мстит ему даже не за огонь, а за то, что Прометей знает будущее, но и под пыткой не хочет выдать тайну свержения Зевса.
Выходит, Прометей не выдал Зевсу… Христа. Эсхил этого не знал, но человек XX века знал прекрасно. А тот, кто бросит вызов Христу, – Антихрист (в нашем случае – «рябой черт»).
Мы забываем, что отец трагедии Эсхил («отец Шекспира» по О. Э.) был демократом. И его узурпатор Зевс – классический подонок. И Гефест приходит приковывать Прометея с двумя безмолвными демонами – Властью и Насилием.
Цитата позволяет включать в текст смысл другого текста. А в нашем случае «Прометей Прикованный» – отменная иллюстрация к «Оде» (и потому только в эсхиловском контексте «Ода» и может быть прочитана).
Выписываю по переводу А. Пиотровского. Вот у Эсхила, словно и про Сталина:
«…Зевса беспощадна грудь. // Всегда жестоки властелины новые…» И дальше: «Грудь каменная, а душа железная…» («И широкая грудь осетина!»);
«Нет покоя ему, сердце пока не насытится, // Иль в поединке не вырвут из рук его черной власти…»;
«Ведь такова болезнь самодержавия: // Друзьям не верить, презирать союзников…»;
«Распределять меж божествами начал он // Уделы, власти, почести: одним – одни,// Другим – другие. Про людское горькое // Забыл лишь племя. Выкорчевать с корнем род // Людской замыслил, чтобы новый вырастить. // Никто не заступился за несчастнейших. // Лишь я один отважился…»
А вот то, что Мандельштам в его ситуации мог читать как текст про Сталина и самого себя. Океан говорит Прометею: «Друг Прометей! Все вижу и совет подать // Хочу тебе хороший. Хоть хитер ты сам, // Пойми границы сил свих, смири свой нрав. // Стань новым. Новый нынче у богов вожак. // А ты грубишь, кидаешь речи дикие, // Косматые. Сидел бы много выше Зевс,// И то б услышал…»
Это то, что Мандельштам не раз слышал от друзей с ноября 1933. Но Кремлевский горец пострашнее горца Олимпийского.
Океан советует прикованному «смириться, согнуться, попридержать язык», ибо «Двойною плетью хлещут празднословного».
При этом Океан надеется, что Зевс помилует Прометея. Но у вещего титана нет иллюзий: «Не трудись напрасно!»
И вот последние в трагедии слова Прометея, пораженного вместе с его утесом молнией Зевса и низвергающегося в бездну: «Поглядите, страдаю безвинно!»
Это и аукается в начале «Оды»: «Знать, Прометей раздул свой уголек. // Гляди, Эсхил, как я, рисуя, плачу!».
Есть в трагедии Эсхила и еще один почти автобиографический для Мандельштама мотив. Хотя Прометею сочувствуют все (даже и Гефест), разделить с ним его судьбу готовы лишь Океаниды.
Да, для них очевидно, что Прометей пошел по пути самоуничтожения (фактически он в их глазах самоубийца). Но Прометей стоит на своем: он знал, что будет, но пошел на подвиг.
Когда Старшая Океанида спрашивает: «Кидать такие речи не страшишься ты?», Прометей отвечает: «Чего мне бояться? Мне ведь суждена смерть».
Старшая Океанида даже в наивном переводе А. Пиотровского говорит с такими вот интонациями:
<b>Отравлен мукой, зашатался разум твой.
Ты на врача плохого стал похож. Пришла
Болезнь, и унываешь, и найти себе
Никак не можешь снадобья целебного.
</b>
И еще:
<b>Не в обиду нам речи твои, Прометей,
Мы послушны, гляди!..
</b>
И еще:
<b>
Грудь каменная и душа железная
У тех, кто над бедою, Прометей, твоей
Не плачет. Мне же лучше не видать совсем
Твоих печалей. Сердце рушат страх и боль.
</b>
Старшая Океанида сочувствует, сострадает… Но, видимо, считает его «немного того». Она – женщина, ей что «путь самоуничтожения», что «жажда солдатской судьбы», что «путь спасения людей, на котором их спасешь, а сам погибнешь» – по результату ровно одно и то же: Прометей погибнет, и он сам это выбрал, и, значит, – самоубийца.
Она даже допустить не может, что это все – разные вещи.
Очень женский взгляд на мужские «странности».
Она чиста, но при всем своем любопытстве и при всем сочувствии понять Прометея не в силах. Вот Старшая Океанида и пытается уговорить Прометея послушаться Гефеста и подчиниться Зевсу, находя слова Гефеста «разумными и своевременными»
Кажется, что она Прометея уже предала.
А слова Гефеста были такими:
<b>
…И этим страшным пыткам ты не жди конца.
Пусть прежде добровольно бог какой-нибудь
Твоим заступит сменщиком, и в тусклый ад
Сойдет и в пропасть сумрачную Тартара.
А потому размысли! Не пустое здесь
Бахвальство, – твердый и суровый приговор.
Лгать не умеют Зевсовы бессмертные
Уста. Зевс держит слово! Так обдумай все!
Взвесь! Оглядись! Строптивость своевольную
Не предпочти разумной осторожности.
</b>
Поддерживая Гефеста, Старшая Океанида роняет укор Прометею:
<b>
«Упорствовать в ошибке – стыд для мудрого». </b>И упрекает Прометея в «строптивости».
На это и получает от Прометея холодно-отстраненное:
<b>
Все, что мне возвестил он, заранее все
И предвидел, и знал я…
</b>
Тут можно вспомнить Александра Галича: «И плевать на ту, что эту перевязь // Штопала заботливой иглой!»)
Дальше по-шекспировски страстное живописание мук. И последний стих:
<b>
Умертвить меня все же не смогут!
</b>
Естественно, что для Гефеста это «бред, речь бесноватого, сумасшедшие мысли глупца и безумца, болтуна и бахвала».
Гефест требует, чтобы Океаниды отошли подальше, но Старшая вдруг говорит:
<b>
…Нет, никогда
Не подвигнешь на подлую низость меня.
Вместе с другом судьбу дотерплю до конца.
Ненавидеть училась предателей я.
</b>
И они гибнут вместе с Прометеем.
Для того и пишется вся трагедия. Она о женской верности, о дружестве. (И оказывается, что Прометей для Эсхила – только повод выявить человеческое. Потому-то Эсхил за свое богохульство в Афинах не подвергался гонениям. Бунт Эсхила против Зевса не потрясал устои, ибо нравственная составляющая верности и гибели неповинных ни в чем Океанид, надо думать, потрясала сердца и души куда сильнее.)
Выходит, «Прометей Прикованный» – это не столько об Осипе Мандельштаме, сколько о Надежде Яковлевне Мандельштам.
</i>
      ~ °l||l°~ °l||l°~ °l||l°~ °l||l°~ °l||l°~ °l||l° ~
Комментариев нет:
Отправить комментарий